Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

— Ты с кем разговариваешь? — забеспокоился лис. — Ты опять кому-то намёки делаешь?

— Лазик, ну что ты, какие намёки? — рассердилась лиса, одновременно раздвигая ножки и чуть поднимая таз, чтобы Буратине было удобнее её еть.

Кот торжествующе ухмыльнулся. Было видно, что сцена доставляет ему удовольствие.

— Ну кто это? — лисица наконец повернула голову.

Деревяшкин на секунду замер.

— А, это ты, дубинушка стоеросовая, — ласково сказала она. — Ну давай же, ухни!

Буратина понял, что его принимают за кого-то другого. Ему это не очень понравилось, но лиса приятно сжалась внутри, и он продолжил.

— Дубина? А? Какая дубина? — завертел головой лис. — Что тут про… при… твори…

— Ничего-ничего, обычные дела, too old, как говорят педведы, — кот как-то очень ловко обошёл бурбулиса и заслонил лису своей широкой спиною.

— Дурачок ты мой, — ласково простонала лиса. — Глубже, глубже!

— Дурачок… рачок… чок-чок… — бормотал бурбулис, тряся головой. — Совсем чок-чок я стал… Я же ещё недавно… что-то помнил… — он тихонько захныкал.

— Эй, нельзя ли побыстрее? — недовольным голосом сказала лиса и пару раз двинула задницей, указывая на желательный темп.

Буратину это требование почему-то возмутило. Он выдернул свой колышек, отошёл на шаг и со всей силы пнул лису под хвост — так что она полетела мордой на камень. Но тут же поднялась, отряхнулась… и лизнула кота в нос.

— Как хорошо, что ты сегодня позвал с нами Ракитушка, — проворковала она. — Я сначала думала, это Боречка… или Сёмочка… птички мои любимые… Но они не могут так жёстко завершать… а мне хотелось… спасидо, — лиса потёрлась о кота щекой.

Кот проглотил эту крайне сомнительную похвалу как ложку сметаны. По наетой морде расплылось сдобное, масляное самодовольство.

Буратина почувствовал себя оскорблённым в лучших чувствах. И в них же обманутым. Он хотел наказать гадкую лисицу — а получилось, что это она его использовала. И даже не за спасидо, а за просто так.

Это было ужжжасно несправедливо. И что самое ж-ж-ж — сделать с этим было ничего нельзя.

В этот момент к коту подбежал полицейский бульдог в простом синем мундире. Игнорируя лиса и лисицу, он начал что-то втолковывать коту.

Сердитый деревяшкин взял да и отвесил бульдогу пинка. Просто так.

Бульдог внезапно повернулся. Хуже того — Буратина понял, что тот его видит.

— Ты кто такой? Делаешь чего здесь? — спросил бульдог тихим, спокойным голосом. От которого у Буратины чебурашки по спине пробежали.

— А я почём знаю? — только и нашёлся он.

— Это непорядок, — сказал бульдог всё таким же тихим голосом. — Сейчас мы это поправим.

«Ща уроет» — понял Буратина.

— Да я чего… я ж не знал… — залепетал он. Бамбук не знал, чего именно он не знал — но понимал, что дело именно в этом.

— Ты и не должен знать, — сказал бульдог и вытащил тесла-шокер.

Буратина отпрыгнул. Разряд щёлкнул мимо. Бульдог быстро выпустил второй. Бамбук успел пригнуться. Снова отпрыгнул. Ударился жопой о гранит. В отчаянии оглянулся. И увидел воду фонтана. В ней отражалось солнце, голубое небо и высокие арки с колоннами.

В другое время бамбук ещё долго соображал бы. А тут он просто прыгнул — с шумом, плеском и матом.

Бульдог подошёл к краю чаши. Почесал затылок, плюнул.

— Ходют тут всякие, — проворчал он. — Не тентура, а шопито какое-то блядское. Работать невозможно.

И вернулся к коту — который всё это время простоял в той же позе.

13 января 313 года о. Х. Утро.

Институт Трансгенных Исследований, корпус Е-bis (общежитие персонала). 1-й наземный этаж, 52а.

Current mood: frustrated/ой-ё!

Сurrent music: ВИА «Пламя» — Не надо печалиться

Мир бывает добр, бывает злющ, скучн, но чаще всего — объят какой-нибудь бессмысленной истомой. Быть смелым, не запомнить зато, сколь дороже пшеница свинца, а хрусталь — винограда. В тиши вод, дубрав, в терпких усладах затонов и лодочных сараев зарождаются мышки со странными грёзами в заподмышечной части, где пробиваются волосёнки. Почему грудь маленькая и не растёт? Вероятно, это объясняется обычными причинами. А там, в стогах и на стогнах, выпасать артишоков и плевать оцелоту в носки, тем самым унизить — как флейту — его: не случайно ли? Вовсе нет! Ведь не каждая ласточка желает какого бы то ни было гондураса, а тот и не мечтает о том, что мог родиться камнем, на котором когда-либо воздвигнут покои предвечной силы. Душкой, заюшкой, гогоськой — вот кем стоит наслаждаться и быть; а кто просёк всё это и впрямь — того и баиньки {357} .

Ни о чём таком не думала крыса Шушара, свернувшись на койке калачиком и спустив хвост на пол. Она вообще не думала, если под этим словом понимать сколько-нибудь сознательное размышление. Крыса сладко спала, поджав ножки и подёргивая замшевыми пяточками. Вся во власти влажных грёз, исконно-женских стремлений, желаний — она будто плыла в розовой волне. Только тихое, счастливое попискивание слетало с уст её, колыхало вибриссы.

Снилось ей самое прекрасное, что она только видела в жизни — Аузбухенцентр, учительскую комнату.

В ней собралися все, включая Льва Строфокамиловича. Было тесно, шумно и весело. Шушара в белом платье и перчатках по локоть держала в руке бокал шампанского. Гепа в чёрном таксидо, гордо подняв хвост, осторожно касался её выбритого локотка. Крыса чувствовала его волнение.

Во сне Шушары она уже давно была счастлива с Гепой. Но теперь они решились на следующий шаг — обзавестись потомством. Хромосомные наборы прекрасно соответствовали, ожидаемая экспрессия генов обещала симпатичных детёнышей крысиной основы, оттенённой шакалом с нотками козла и элефанта — да, и такое нашлось у Гепы в генном депо {358} ! Осталось только кончить да начать — ну то есть совокупиться и зачать.

Гепа собирался сделать всё тихо, по-домашнему. Но Шушаре хотелось праздника, да и обычаи своей основы соблюсти. Поэтому они решили собрать на зачатие друзей. И не прогадали: все пришли, принесли подарки, говорили тёплые слова.

— Очень, очень хорошо, — гудел Лев Строфокамилович. — Прекрасная инициатива… Педагогический коллектив в моём лице горячо одобряет…

— Ой, Шушечка, я за тебя так счастлива, так счастлива, — ласково шептала Евдокия Адамовна, вся в бежевом, с жемчугами в ушках.