Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Пуделя передёрнуло.

— Хотите немедленно прервать дежурство? — возникла в голове чужая мысль. — Срочный вызов?

— Типа того, — пробормотал пёс, поспешно покидая кресло.

Минут через двадцать он снова был в комнатке со скелетами. Впрочем, их-то как раз и не осталось — второй тоже рассыпался в прах, когда Артемон, вылазя из люка, его случайно задел.

Он осмотрелся. Мальвины вроде бы не было. Насекомых и мелких тварей — тоже, за исключением какой-то залётной мухи, которую Артемон тут же и убил.

Сжечь бумажку оказалось сложнее, чем он думал: нигде не было огня. В конце концов он оторвал нижнюю часть, с цифрами, съел и запил коньяком. Серебристую пластинку он тщательно спрятал среди мусора.

Потом снова нашёл блокиратор у плинтуса и нажал иголкой. Стена со скрипом встала на место.

Уже уходя, он вспомнил, что так и не исполнил просьбу Урмаса Мяги — не убрал мусор в кладовке. Стало как-то неловко. Артемон успокоил себя тем, что он всё-таки не эстонец.

10 декабря 312 года о. Х. Наверное, вечер.

Пучина морская.

Current mood: chronocidal/убил бы время, да нечем

Сurrent music: тишина

В словаре не было слов.

Для того, чтобы в этом убедиться, Базилио понадобилось две минуты, из которых полторы ушло на извлечение книги из-под горшка с лимонным деревцем. Горшок был тяжёл и неудобен, а словарь прилип к полу, так что пришлось покорячиться. И совершенно зря, так как соблазнительно выглядевший том «Русско-кредитного словаря» оказался изнутри погрызен буквоедами. Тем самым его использование в качестве подставки оказалось вполне обоснованным — и таки что? И хуй! — вот что, увы-увы, вот что.

Базилио засунул книжку на прежнее место, уселся на койку и страшно, отчаянно зевнул, захлёбываясь спёртым воздухом.

Ему было не просто скучно, а дико тоскливо.

Несмотря на все посулы крокозитропа насчёт книг на русском, библиотека оказалась эстоноязычной чуть менее чем полностью. Эстонского Баз, естественно, не знал. С тоски пытался он вникнуть в толстенное сочинение «Eesti biograafialeksikon {56} ». И тщетно: на белоснежных его страницах не нашлось ни одного знакомого слова. Несколько занимательнее оказался альбом «Eesti vere puhtuse säilitamine {57} »: там хотя бы попадались занимательные картинки и фотографии с уходящими за горизонт рядами виселиц, аккуратными горками черепов и т. п. Однако разглядывать это часами было слишком уныло. Всё остальное было совсем уж никакущее: как говорится, ни Матери тампакс, ни Дочке сникерс {58} .

Единственная книжка на русском языке, которую он нашёл на полках и в которой смог хоть что-то понять, называлась «Руководство оператора долбобота модели Долби-007Б». Руководство это он уже раз пятьдесят прочитал от корки до корки. Теперь он твёрдо знал, что при экспресс-активации нельзя сразу включать ПЗДК, а необходимо сначала прогреть МДУПЛ {59} . Он также изучил инструкцию по тестированию блоков ЕБ-6 и ЕБ-9. И постиг в мельчайших подробностях, как смазывать центральное сопло долбобота графитовой пастой. Назвать подобное чтение увлекательным было бы совершеннейшей неправдою, но оно было хотя бы осмысленным и отвращения не вызывало.

О второй русскоязычной книжке, найденной на тех же полках, нельзя было сказать даже и этого. Она называлась «Аз необуздан в откровеньях» и была посвящена классической лапландской поэзии. Кот о Лапландии слыхивал, в основном нерадостное: это был какой-то дальний холодный угол, населённый медведями-язычниками. Стихи ему не понравились: они были невнятными и какими-то мрачно-угрозными. «Тобя заКълаша на КолахЪ — таковъ УловЪ калоВърощений…» — морщась, разбирал кот кривые строчки, ощетинившимися высокими Ь и Ъ — «тый КолЪ ТрекорьемЪ во УгълахЪ пытуетъ Жресъла соувъращений…» Рядом был помещён прозаический перевод, из которого Базилио понял то, что доброму христианину внимать подобным виршам вовсе не следует. Пролистав ещё несколько страниц, он окончательно в этом уверился. И книжку засунул на самую дальнюю полку.

Больше читать было нечего. От слова совсем.

1

За эти дни кот буквально извёлся. И было из-за чего.

Алису он больше не видел. Крокозитроп заходил один раз. Сыграл с Базом в шахматы, убедился, что кот — посредственный игрок, и с тех пор интереса к нему не проявлял. Дважды в день появлялся тупорылый рыбон, приносил еду — в основном варёную рыбу — и менял ночной горшок (в туалет кота не водили). Дверь не запиралась, но Базилио не обольщался: каждый раз, когда она открывалась, Базилио мог видеть зловещий блеск «гасилки», укреплённой над ней, и слышать разговоры на посту, каковой находился буквально в двух шагах от него. Попытка прожечь или пробить стену лазерами оказалась тщетной: под панелями оказалось какое-то угольно-чёрное вещество, поглощающее без следа все излучения, кроме тепловых. Оно же препятствовало тому, чтобы рассмотреть что-либо за пределами библиотечной комнаты.

Единственным окном во внешний мир был иллюминатор {60} . За ним обычно царила скучная подводная тьма. Иногда там показывались щупальца и плавники каких-то глубокоживущих тварей. Смотреть на них было неинтересно, непознавательно.

2

Снова зевнув, Базилио рухнул на койку и попытался заснуть. Ничего не вышло. Попытки считать овец или сосредоточиться на дыхании никакого эффекта не возымели. Тело требовало движения, душа — действия.

Несчастный кот слез с койки и попытался развлечь себя прогулкой — ну то есть ходьбой от койки к полкам и обратно. Толку от этого было нуль, причём каждый новый шаг как бы возводил этот нуль в следующую степень, с неизменно нулевым результатом в итоге. Это было невыносимо.

Базилио поймал себя на мысли, что, может быть, ему было бы комфортнее быть в наручниках, прикованным к трубе. Тогда бы у него была, по крайней мере, внятная задача — освободиться. Он мог бы скоротать время хотя бы перетиранием цепи наручников о трубу: занятие смешное и бесполезное, но всё-таки занятие.

Тогда он протянул руку к полке, зажмурился и вытащил первый попавшийся том, с твёрдым намерением изучить его от корки до корки.