Кристина Юраш - Стихийный сон

– А что у меня еще будет регулярным?– осведомилась я, вспоминая, что я – одинокая женщина, которая привыкла готовить исключительно по желудочному велению и собственному хотению. А тут на диване лежит дегустатор-эксплуататор, пока я готовлю, стираю, убираю, снимаю фартук и бегу сражаться в круге. А потом мне в руки суют пустую тарелку со словами: «И что бы ты без меня делала, милая! Я знал, что ты без меня пропадешь!».

– Нервотрепка. Если будешь плохо себя вести, – процедил любитель домашней кухни, мечтая поставить меня у плиты напротив огромной, как моя любовь к готовке, кастрюли. Где-то висят носки и нижнее бельишко владельца самомнения. Бытовуха, она такая!

Да нет, спасибо. Я уж как-нибудь сама… Я не из тех, что коней на скаку останавливает без полосатого жезла и свистка, залетает в горящую избу, чтобы проверить, выключила ли плиту. Из всего, что мне удавалось тормознуть, я бы выделила такси, отношения и себя.

Разглядеть красоты города мне удалось мельком. Город был отлично освещен. Вокруг него были огромные стены, которые горели яркими огнями. Я присмотрелась к огням наверху, прикидывая, сколько жителей живет здесь. Сами стены представляли собой нагроможденные в хаотичном порядке домишки. В стенах тоже живут люди. Меня втащили в дверь полноценного, по сравнению с моим местным обиталищем, дома, который, как ни странно, не был частью стены.

– Ты у цыганского барона арендуешь жилье? – осведомилась я, глядя на позолоту повсюду. В жилище не было единого стиля, что заставило меня взгрустнуть о просторном минимализме. Все, что было не золотым, было алым и навевало мысли о распродаже всего «красного» в ближайшем мебельном.

– У тебя вообще вкус есть? – осведомилась я, разглядывая золотые вензеля на фоне алого бархата.

– А у тебя есть не только вкус, но и цвет, и запах, – парировал хозяин, закрывая дверь.

Я подошла к огромному зеркалу, посмотрела на себя и вздохнула полной грудью. Домовенок Кузя по сравнению со мной – сама стерильность. Цвет моих волос лишь приблизительно угадывался, все лицо было чумазым, покрытым ссадинами, огромный ожог на предплечье, разбитые колени, грязные босые ноги. Да на фоне меня любая Золушка – принцесса! Мойдодыр, который неизвестно что делал в маминой спальне, должен был пулей вылететь оттуда и запинать меня кривыми и хромыми ногами, а потом задушить полотенцем.

– А теперь я хочу посмотреть на ту, которая стоила мне короны. Давай, вперед!– заметил Феникс, махнув рукой. На диван легли рубашка и полотенце. – Крысу чистой никто не видел, так что отмывайся.

В уютной ванной была… горячая вода. Я недоверчиво посмотрела на два символа над ванной, не увидев ни кранов, ни душевого шланга. Один символ, похожий на печать, был красный, второй был синий. Ну-ка! Я положила руку на красный символ, и из наполненной ванной пошел пар. А если так? Я положила руку на холодный символ. Пар исчез. Я прикоснулась к воде и поняла, что подледная рыбалка никогда не станет моим хобби. Кое-как настроив температуру воды, я обратила внимание на еще два символа, светившихся на стене. Стоило положить руку на один из них, как ватерлиния тут же стала опускаться. А что, если положить руку на его соседа? Ватерлиния поднялась. Отлично! Красивые флаконы стояли в ряд, не имея ни этикеток, ни других опознавательных знаков. Я попыталась сориентироваться по запаху, но потом решила поэкспериментировать. Если в ванную заползло самое грязное и несчастное чудовище на свете, то через полчаса из ванной, в облаке пара и с блаженством на лице, кутаясь в юбку полотенца и застегивая на себе чужую рубашку, выползло самое счастливое существо в маленькой мире. Я попыталась расчесать волосы, но, видимо, в последний раз они видели расческу на картинке.

– Рыжая? – скептически заметил хозяин, переодевшись в обычную одежду и глядя на мою шевелюру и веснушки. И тут же добавил, чтобы добить мою еще агонизирующую самооценку окончательно. – А нос почему не помыла? Или это не смывается?

В качестве проверки он потер мой нос пальцем, убедившись, что, да, веснушки не смываются. Пока он тер, я смотрела на него тяжелым и задумчивым взглядом хладнокровного убийцы нервных клеток.

– Я просто рыжих не перевариваю, – небрежно заметил Феникс, внимательно отслеживая мою реакцию. – А если еще и с веснушками…

– А ты не ешь, – огрызнулась царевна-лягушка в моем лице, критично осматривая Ивана Царевича и почесываясь стрелой. Нет, ну по нему видно, что мечтал он о молчаливой Русалочке, но, как говорится, какой водоем, такой и улов. Ква!

Он стоял и смотрел со странной улыбкой на мое отражение, задумавшись о чем-то своем, пока я мужественно продирала заросли на голове при помощи чужой расчески. Расческа в процессе лишилась половины зубьев, но я не сдавалась, дойдя почти до половины. То, что творилось с концами, не может себе представить ни один производитель шампуня от секущихся кончиков.

– Ножницы есть? – поинтересовалась я, протягивая обожжённую, но чистую руку. – Дай, пожалуйста.

Да, я еще не настолько богатая, чтобы забыть слова «спасибо» и «пожалуйста».

Через десять минут, вспоминая нехорошие слова в алфавитном порядке, я обстригла все, что не удалось расчесать. Нет, ну если один глаз закрыть, другой – прищурить, отойти подальше и повернуться спиной, то смотрится нормально. Если рубашкой с чужого плеча меня обеспечили сразу, то штаны с чужой… хм… мне выдали, чтобы отобрать у меня полотенце.

После примерки, я почувствовала, как меня обнимают.

– Та-а-ак! – занервничала я, выкручиваясь, как уж, дергая плечами.

– Знаешь, – очень нежно и ласково заметил Феникс, прижимая меня к себе. Я посмотрела на отражение в зеркале. В его глазах была вся нежность, которую только может себе представить женщина. – Пожалуй, на счет рыжих я погорячился… Рыжие девочки иногда бывают очень… очень …

Что-то не то. Где-то подвох! Я отстранялась, чувствуя, как он заводит мои руки за спину. Через секунду я поняла, что они связаны. Ноги тоже оказались связаны.

– Попалась! – обычным и холодным голосом заметил гостеприимный хозяин, открывая огромный шкаф и доставая несколько пузырьков. – Сейчас мы поиграем в больничку. Анестезиолог у нас в отпуске, терапевт заболел, хирург уволился. Так что лечить тебя будет патологоанатом… Шучу. Зелья стопроцентные, поэтому придется потерпеть…

Меня толкнули на диван, откуда я попыталась уползти с четкой установкой, что как-нибудь само заживет.

– Иди сюда, гусеница! Сейчас добрый доктор будет упиваться твоими страданиями! – меня схватили за ногу, пока я отчаянно ползла в сторону подушек.

Меня подтянули к себе, зафиксировав руки. Я простонала, отрицательно тряся головой.