Елена Кисель - Расколотый меч

— Нам нужно к выходу.

То же самое могу сказать почти обо всех в зале. И здесь нет фонтана — жалость-то какая…

Зато выпивки предостаточно. Не зря стихийников воды еще алконавтами называют, подразумевая при этом, что вино-водочные изделия — все же тоже из жидкости.

Помоги мне!

Десятки бокалов и бутылок треснули одновременно. Вся влага, которая в них была, устремилась ко мне, в мои протянутые ладони, легла впереди меня роем острых мелких сосулек-осколков — и толпа, увидев это, расступилась перед нами. Кто-то еще упал, но я уже шла вперед. Веслав не отставал. У двери он меня обогнал — мне пришлось скорректировать ледяной рой, который нас окружал — и коснулся створок дверей разрыв-травой.

И дальше мы с ним не пошли, а побежали — потому что когда обнаружилось, что дверь открыта…

Вообразите себе сотню Золушек, которые разом заметили, что сейчас не просто полночь, а половина первого. Потом вообразите себе примерно такое же количество принцев, ломанувшихся в погоню за своей судьбой. Помножьте то, что вообразили, на панику и жажду жизни, разделите на одну дверь — и картина будет готова.

Перспектива того, что сейчас по нам пробегутся сотни каблуков, пришла нам в голову одновременно, и мы с Веславом показали такие чудеса скорости… Чтобы затоптать, толпе как минимум нас нужно было догнать, но, когда махающие руками, галдящие дамы и кавалеры соединенными усилиями вывалились во двор, я и алхимик уже были вне досягаемости.

В этой истории больше нас повезло только Эдмусу, который в бальном зале позади нас чуть ли не рыдал от счастья.

Гости постепенно приходили в себя. Мужчины пытались откачать женщин (как только опасность миновала, обмороков почему-то стало гораздо больше). Местами женщины откачивали слабонервных мужчин. Йехар исчез в самом начале, вместе с Далларой, и пока не появлялся. Ксахара или еще кого из местных вельмож тоже не было видно. Из-за закрытых дверей бального зала на улицу время от времени доносились леденящие кровь вопли «бешеных нянек» и не менее леденящие — Эдмуса. Та часть женщин, которая не попадала в обмороки, утащила Бо в кусты сирени с явным намерением сделать блондинке пару внушений об отношениях красивых глазок и чужих мужей.

Судя по доносившимся из кустов крикам — либо Бо приобрела какие-то странные навыки, либо все же перекинулась.

— Ставлю на пантеру, — лениво заметил Веслав. Он облюбовал себе место под деревом возле одного из камней, которые окружали замок, и прислушивался к крикам, полузакрыв глаза. При этом пребывал в непривычном для самого себя расслабленном состоянии.

Я растирала синяки от его пальцев на своем запястье. Скажи мне кто, что вот такие пальцы пианиста могут сжимать, как тиски — нипочем бы не поверила. Но Веслав же не только с пробирками возится.

— Я за Виолу.

— Что так?

— С пантерой они уже перестали бы кричать.

Алхимик пожал плечами, устроился поудобнее и протянул мне пузырек с заживляющим. Видимо, это был мой ценный приз.

— Походная аптечка марки «Чумной», — пробормотала я.

— В зависимости от настроения, может соответствовать своему названию и нет, — задумчиво откликнулся алхимик.

— Я хотела это сказать.

— Я в курсе.

Прозвенело выбитое серебряным блюдом окно. Случилось три новых обморока у женщин и четыре — у мужчин. Пастораль вечера не желала идти на убыль.

— Веслав, алхимики так не любят друг друга?

Молчание. Мой тяжелый вздох.

— Это был дурной вопрос, да?

И переспрашивать не следовало, потому что таким образом я удвоила количество дурных вопросов.

— Алхимики не любят .

— Ты знаешь, что я имею в виду. Если алхимики стремятся только к чистому знанию, им плевать на всех окружающих, так?

— Угу.

— И на таких же алхимиков, как они сами, так?

— Угу!

— А на тебя так и в Коалиции смотрели, а?

Мне все же удалось вывести его из равновесия.

— Хочешь задать вопрос — не растекайся мозгами по блюдечку с голубой каемочкой! — алхимик в раздражении оригинально слил два оборота и придал результату анатомическую окраску. — Не смотрели на меня так в Коалиции! Не успели… Хочешь знать, почему Зелхес на меня так косился? Вот из-за этого!

Он рылся в своих карманах так долго, что мне уже почти было неинтересно. Меня к времени окончания его поисков занимал концептуально другой вопрос: у него что, еще и в ветровке карманы?! И даже по-другому: а где у него их нет?

А он вытащил на свет божий что-то вроде карманной Псалтири, только вовсе без надписей на обложке и немного тоньше, а сама обложка была неприглядного темно-коричневого окраса. Я посмотрела на это издание довольно тупо. Дурных вопросов больше задавать не хотелось.

— Это мой Кодекс, — пояснил Веслав и помахал книжкой так небрежно, будто прикидывал: долетит она до того окна, которое только что раскололо блюдо? — Точнее, у каждого алхимика такой. Кодекс Коалиции. Не знаю, как насчет других миров, но, если судить по роже этого Зелхеса, — здесь у них тоже что-то подобное есть.

Я вопросительно протянула руку, и Веслав, не глядя, перекинул в нее Кодекс. Сам он вытянулся во весь рост и принялся жевать травинку с отсутствующим и чуть ли не мечтательным видом.

Болеет, наверное, решила я, открывая коричневую книжечку.

Первая же фраза, на которую я наткнулась, меня не порадовала.

Алхимики не сопричастны стихиям и всем , кто со стихиями .

Дальше стало еще хуже.

Алхимики не сопричастны чувствам и всем, кто с чувствами.

— А… кхм… обязательно вот это соблюдать? — осторожно поинтересовалась я. И тут же поняла, что опять что-то намудрила с вопросами.

У алхимиков всегда есть причины, будь то их слово или дело.

Наверное, имелось в виду, что просто так они ничего не делают, и я готова была согласиться. Но позвольте спросить, какие, например, цели преследовал Веслав, когда сказал мне, что рад меня видеть, тогда, под Смоленском? Можно, значит, ожидать многорядовки?

— Это похоже на Табу спиритов, — заметила я, листая Кодекс и время от времени натыкаясь на развертывание начальных постулатов.

— Спириты могут ненавидеть, радоваться полету, смеяться, — ответил Веслав, который уже окончательно изгрыз травинку.

— А вы…?

Он не ответил.

У меня в руках дрожала книжечка, едва ли не более страшная, чем Книга Миров.

Нет, я слышала, что у алхимиков нет цветов, что они отрекаются от стихий, что идол их — знания, особенно знания о бессмертии и молодости, но я же не понимала, до какой степени это доходит! Что из-за чего-то те, кто идет в эту касту просто лишают себя связи со всем теплым, дышащим миром — ради чего?

— Считается, что, если ты будешь пропастью — в тебя быстрее хлынет поток нужных знаний.