Елена Кисель - Источник пустого мира

— Нервишки взыграли?

Такого алхимического.

Стоило мне повернуться и увидеть Веслава, прислонившегося к уникальному экземпляру красного клена, как я сразу же поняла, на кого конкретно злюсь все это время. И есть ведь за что: эликсир, о котором он не сказал ни слова, та безобразная сцена, когда Тео еще был при смерти… а, чуть не забыла! То, что он явно знает что-то такое, чем не собирается с нами делиться, а на нас смотрит, как на умственно неполноценных. Вечные тайны, чтоб его. Словом, список претензий к алхимику как-то вырос, и скоро может превзойти даже список претензий к Арке.

— Взыграют тут… от такого общества, — процедила я сквозь зубы, гадая, что лучше: оказаться от алхимика подальше или остаться и разрядиться по полной?

Ну, и досталось же мне потом от себя самой за то, что я не выбрала второй вариант! Но сбежать от Веслава, если он сам этого не хочет, не так-то просто, а в данном случае он был настроен покуражиться.

— Так валяй, обращайся. Объясню, разложу по полочкам, подстрахую, и, что самое частое — просто всё за вас сделаю. Нет, истеричные крики, размахивания руками и вопросы: «А что теперь делать?!» — ладно, так и быть, оставлю на вашу долю. Чтобы вы не тяготились своим бездействием в составе Дружины.

В точку. Вернее, в больное место. Уже очень давно я заметила, что в Дружине либо выполняю какие-то второстепенные функции, либо попросту никаких функций не выполняю. В Питере даже успела поинтересоваться пару раз мысленно у Арки: «И для чего ты меня призвала?» Но в те три призыва мое бездействие было не так заметно.

В этом же мире — цена мне грош, и я сама об этом знала. Но спустить напрямую такого не могла.

— «Вы»? Ты обращаешься к деревьям и птичкам?

— Пытаюсь разговаривать с дамой вежливо. Хотел было Эдмуса приписать, потом вспомнил, что у него хотя бы крылья имеются. В отличие от…

— Ну? Онемел?!

— …тебя. Не ори, хотя… пожалуй, как хочешь. Ежели больше заняться нечем.

Дурной разговор. Его нужно было сразу обрывать, тем более что одно из правил Кодекса Коалиции, основного правила алхимиков, гласит: «Алхимики ничего не делают просто так». Веславу зачем-то нужно было меня довести, смутно я понимала это.

И вместо того, чтобы развернуться, зажать рот ладонями и уйти, «довелась» самым лучшим образом.

— А я и забыла, что ты у нас Поводырь. Проводишь пересмотр кадров, да? По-алхимически. Кто нужен, того — на полочку, а кто не нужен — пустим на запасные ингредиенты?

— Конечно, — холодно отозвался алхимик. Теперь он стоял прямо напротив, в своей излюбленной позе: руки скрещены на груди, ноги расставлены чуть пошире плеч. Никакого тика не было и в помине, оба глаза алхимика уставились на меня холодно и мрачно.

— И что же решил? А, ты ведь уже сказал, что ты там нарешал: я такая вся из себя бесполезная…

— Хуже.

Он обронил это едва слышно, дал мне время понять: хочу я услышать, что будет дальше или не хочу. Я заставила себя умолкнуть и жестом показала, что он может продолжать.

— Хуже. Ты ребенок, который оказался не в том месте и не в то время. Может, на Арку нашло временное помрачение. Может, еще что-то. Но у тебя не просто меньше сил или опыта, чем у остальных в Дружине, тебя еще все время приходится прикрывать, теряя то ли силы, то ли время. И всё было бы хорошо, если бы ты при этом не высказывала своего мнения, но ты…

В груди что-то налилось неживой тяжестью. Начала просыпаться неженская, та самая холодная ярость, которую я чувствовала пока только раз в жизни.

Во время второй миссии.

— Так, может, я должна показать, на что я способна, чтобы заслужить право высказывать свое мнение? Второй экзамен на подмастерье? Как насчет того, чтобы сделать его практическим, на подручном материале?

Веслав не испугался и даже, вроде, развеселился, убрал руки от груди и приставил одну ладонь к уху:

— У меня что-то со слухом: это была угроза? От светлого-пресветлого целителя, который жалеет даже дохлых ламинаков? Деточка, а ты не забыла, что в этом мире ты даже кубики льда приготовить не можешь, а?

Уровень злости в моей крови повысился с холодного до тотально промороженного. Сколько себя помню, мне никого так не приходилось ненавидеть — причем, с головы до ног и со всеми потрохами. Я почувствовала, что сама уже не уйду, а уйти теперь лучше Веславу. Потому что если этот недоделанный алхимик скажет мне хоть единое слово в подобном духе…

Ну, и он, конечно, сказал:

— Мне позвать Йехара, чтобы его вид добавил тебе решимости?

Я взмахнула рукой. Не думая, слушая только то, что творилось в этот миг в крови, что стучало в висках. Удар вышел неожиданно реальным и мощным, правда, неточным, и только когда алхимик зашатался и начал оседать на землю, я припомнила, чем била.

«Ледяное лезвие», уровень подмастерья.

В мозгу словно взорвался начиненный острыми осколками льда шар, какой-то вихрь бросил меня на колени рядом с Веславом, который пытался зажать ладонями бедро, рассеченное заклятием.

— Веслав… милый… живой? Убери руки, я сейчас, я все залечу, все сделаю…

Мой собственный голос, бессвязные фразы долетали как издалека. А вот глаза Веслава я видела очень ясно, и в этих глазах искра мрачной радости вдруг сменилась растерянностью, непониманием, ужасом… потом сразу пришла боль и какая-то притупляющая завеса, сквозь которую, казалось, не пробиться к нему самому, и через несколько секунд он выдавил сквозь зубы:

— Уйди.

— С ума сошел, ты весь в крови, где твое заживляющее? Сейчас…

— Оставь меня, — он выговорил это с такой силой и так жестко, что меня будто в грудь пихнули. — Уйди сейчас же!

Дальше меня выключили. Примерно как электроприбор из розетки. Подбежали остальные, Йехар сразу бросился перетягивать рану, Бо что-то пискнула о врачах и унеслась, Эдмус, кажется, отвернулся и весь передернулся, он же не выносит крови, хоть и вспоминает об этом как-то избирательно…

А я стояла и смотрела то на забрызганную кровью траву, то на свои руки, на след «Ледяного Лезвия», вспахавший землю немного подальше, и слышала, кажется, слова Йехара о том, что задета артерия, что-то о кроветворе, а потом кто-то развернул меня за плечи и подтолкнул в другую сторону, и я пошла по траве, которая не была забрызгана кровью. Только блеклая зелень Заповедного Сада и мерно журчащий голос… Эдмуса, кто бы еще смог так болтать.

— А потом, стало быть, она открывает дверь, а я-то жду, что оттуда яйцо вынесут, просто, значит, полюбоваться на будущее потомство, а оттуда на крыльях вылетают двое таких зелененьких, клыкастеньких, просто не налюбуешься, и кидаются прямо на меня, уж не знаю, за кого они там меня приняли, в три года-то. Вот когда я смекнул, сколько меня не было, но Ифирь — она же меня ничем таким не попрекнула, так, пару раз шмякнула об стенку, ну, кинжалы пометала, но попреков не было никаких!