Марина Воронцова - Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия

Потом Люба попыталась мысленно вызвать на связь Ариадну Парисовну, но в голове в ответ засвербело: "Аппарат вызываемого абонента выключен, или находится вне зоны действия сети". В ответ на это мадам Вербина обозлилась совсем и почему-то подумала, что больше никогда и ни за что не поедет ни в какие заграничные туры. В общем, поскольку ситуация была, в самом прямом смысле безвыходная, то есть из камеры не имелось свободного выхода, Любе оставалось только сидеть и ждать пока ее кто-нибудь спасет. Это состояние было совершенно невыносимо, мысли в голове мадам Вербиной вертелись в огромном количестве, с невообразимой быстротой и интенсивностью, но совершенно без какого-либо вектора.

Она успела подумать и о том, что если ей осталось жить всего несколько часов, то лучше бы их провести в каком-то более приятном месте. Так же Люба подумала, что Ариадна Парисовна обязательно ее спасет, но почему-то сама себе не поверила. А что, если старуху держат в этом же здании, но в другом месте? Нет, тогда бы она уже нашла способ связаться с Любой. - Мне конец, - плаксиво сказала мадам Вербина, прижав кулак к губам.

Такой жест и фразу она видела в каком-то фильме, даже не в одном, во многих фильмах. Обыкновенно, после того как главный герой уже отчаялся, к нему подходила нежданная, негаданная помощь. Неожиданно организм Любы воспринял это размышление как сигнал к действию и тут же бурно отчаялся. На глаза навернулись слезы, верхнее нёбо противно закололо, губы затряслись, колени задрожали, под ложечкой засосало, и мадам Вербина разразилась совершенно отчаянными рыданиями. Таких натуральных отчаянных рыданий не изобразить ни одной голливудской звезде, даже если она занималась по системе Станиславского.

- И почему это, интересно, каждый раз, когда мы с вами, дамочка, встречаемся, вы непременно ревете, в три ручья? - раздался откуда-то сверху голос.

Люба мгновенно перестала плакать и подняла глаза. Перед ней стоял Бальберит собственной персоной!

- Товарищ-щ черт? - слегка заикнувшись, спросила мадам Вербина. Вышло даже как-то радостно и с надеждой.

- Он самый, он самый, - Бальберит вытащил из-за обшлага рукава пилку для ногтей и приподняв брови, воззрился на свои совершенно черные от природы ногти. Затем деловито стал их точить. Только после этого Люба обратила внимание, что никакие это не ногти, а самые настоящие когти, причем длинные и острые. Да и пилка тоже, вроде не совсем пилка, а настоящий плотницкий рашпиль.

- Ой, - Люба сложила руки на груди и захлопала ресницами, - мне так жаль, что там, на мосту так нехорошо получилось. Вы знаете, я, кажется, хватила лишнего и не могла себя контролировать. С тех пор так много странного со мной произошло! Вот я сейчас с вами говорю, с чертом! И совершенно нет у меня ни тени сомнения, что это все взаправду, что не лежу я на самом деле в данный момент в какой-нибудь психиатрической клинике, в полной отключке, а сижу в 1476 году на лавке в тюрьме средневекового города, и что я донья Инесс Бос... Бос... в общем не так уж это и важно. Главное, ведь то, что я, наконец, обрела веру в чудеса...

Первые Любины фразы Бальберит слушал с выражением лица: "Ну-ну, говори, говори...", ближе к середине черт уже начал топтаться в воздухе с копыта на копыто, ближе к последним он уже вздохнул и рванул сюртук на груди, типа: "Воздуха! Дайте мне воздуха!", и, наконец, когда мадам Вербина дошла до описания своей чудодейственной прабабки- шептуньи из Могилева, которая лечила прыщи, бородавки, папилломы и псориаз "шепотками", черт закрыл уши ладошками и завопил:

- Молча-а-ать!!!

Это такой народный способ лечения кожных болезней. Когда "шептун" интимно прикрывает рот ладошками, будто собирается сказать нечто секретное бородавке на ушко, а сам, пользуясь тем, что его никто не слышит, начинает говорить несчастной всякие гадости, что, мол, примостилась грязная тварь на коже, поди поищи себе кого другого, Федота или скажем Якова, чтоб тебе сгинуть навечно, чтоб жить с жабами, и так далее. Конечно, от таких "приветливых" слов, кто угодно засохнет и отвалится. Люба уставилась на него глазами, полными возмущенного удивления.

- Что вы на меня орете? Почему вы вообще меня все время оскорбляете, кто вам право такое дал? - мадам Вербина изогнула левую бровь и вообще нахмурилась. - То, что вы явление сверхъестественное, совершенно не позволяет вам так разговаривать с женщиной. И вообще, что вы от меня хотите все время?

Бальберит от неожиданности потерял дар речи, несколько раз схватил ртом воздух, как будто собрался немедленно скончаться от астмы, взмахнул руками, затем издал какой-то нечленораздельный стон.

- Успокойтесь, - продолжала Люба, - перестаньте так волноваться, и объясните толком, зачем пришли, - мадам Вербина уже чувствовала, что она контролирует ситуацию, но забеспокоилась еще больше, потому что теперь никак нельзя было своего превосходства упустить.

Бальберит сделался весь красный, потом глубоко вдохнул, сунул в рот большой палец и сильно надул щеки, отчего у черта из ушей со свистом вырвался пар, и краснота стала медленно сходить, пока не пропала совсем.

Мадам Вербина с восхищением мотнула головой и захлопала.

- Браво! Браво!

Бальберит закатил глаза и молча провел рукой по воздуху. Одна стена Любиной камеры превратилась в большой экран, на котором появился... утренний пробуждающийся город. Позвякивающий трамвай, первая автомобильная пробка, хмурые, невыспавшиеся граждане медленным темным потоком вливались в метро. Любино сердце защемило от тоски. "Вот она - ностальгия!" - патетично воскликнула она в своих мыслях. Дальше, больше. Бальберит явил взору мадам Вербиной ее квартиру, маленькую, обшарпанную, но уютную! Со всеми удобствами - газом, отоплением, горячей водой. Никаких паразитов, никаких грызунов! Затем черт молчаливо продемонстрировал длинные ряды шампуней, ополаскивателей, гелей для душа и пены для ванной, мыла глицеринового, косметического, детского, жидкого, с триклозаном, на четверть состоящего из крема!

- Не могу больше! - завопила Люба и закрыла свою вшивую голову руками.

Но черт не унимался, неведомой силой он заставил мадам Вербину сесть прямо и широко открыть глаза.

Бальберит продемонстрировал ей зал суда, где адвокат и прокурор спорили друг с другом, а судьи внимательно выслушивали то одного, то другого. Потом на "экране" появилась уютная колония общего режима, также со всеми удобствами, расположенная на живописном берегу озера, с подсобным хозяйством, фермой, появились приветливые дамы в зеленой форме, которые заботливо вели стайку веселых, смеющихся заключенных на обед. Женщины в цветных косынках и халатах были дружелюбны и по всему видно, очень довольны жизнью. Чертов "телевизор" донес даже упоительный запах полевых цветов, клубники, свежих огурцов с грядки.