Кристина Юраш - Венец безбрачия

— За что? У-у-у! — снова выл Рудольф, поднимая морду вверх. Соседи задавали примерно тот же вопрос, прикидывая, у кого есть лицензия на ношение огнестрельного оружия и на отстрел диких животных.

— Это несправедливо! У-у-у! — горестно завыл жених. Соседи соглашались, что справедливости в этом мире уже нет, мечтая отвлечь его от страданий пинками и затрещинами. Помочь, так сказать, в меру своих возможностей.

— Я ведь так любил ее! Я был с ней добрым и отзывчивым! У-у-у! — причитал Рудольф, подвывая и скорбно опуская морду в перерывах. Насчет добрым — не знаю, насчет любящим — сомневаюсь, а вот отзывчивый — это да! Я даже знаю, на какое слово нехорошее он скоро будет отзываться.

— Любимая! За что ты меня разлюбила! У-у-у! — выл оборотень, которого уже слегка недолюбливают по причине вполне понятной. На лестничной клетке слышались шаги. Это означало, что в доме началась игра «Опустеет без тебя стояк!» И сейчас в рамках первого тура все пытаются выяснить, кто завтра вместе с чемоданами будет подыскивать недвижимость по объявлению, хотя некоторые криками настойчиво предлагали решить жилищный вопрос именным памятником из гранита. Шаги приближались к моей двери. Надо было что-то делать! В дверь стали барабанить, выясняя, когда это я умудрилась завести себе домашнего любимца. В коридоре звонко подтявкивал пекинес, на которого все дружно шикали! На часах было пять утра.

Мне ничего не оставалось, как открыть дверь после криков «А давайте мы ее выломаем!», опустить голову и тяжело вздохнуть.

— Простите, пожалуйста, — созналась я, всем видом каясь. — Мне вчера собаку из приюта дали на передержку… Нашли пса, больной весь, несчастный… В новостях про него писали недавно… А у приюта денег нет и мест свободных тоже… Я, между прочим, всегда помогаю этому приюту, поэтому…

Все собачники подъезда посмотрели на меня с уважением.

— Он был таким несчастным… Его выбросила на улицу предыдущая хозяйка… Предала, можно сказать… И вот я взяла его на три дня в свою квартиру… — вздыхала я, глядя, как у хозяйки пекинеса на глаза навернулись слезы. Мои губы задрожали. — Понимаете, он никого к себе не подпускал… А меня подпустил… Я понимаю, что доставляю вам неудобства… Но поймите… Ему очень грустно и одиноко… Он очень несчастен… Его предал самый близкий и самый дорогой для него человек — хозяин…

— А как назвали? — спросила меня молодая хозяйка болонки, которая сидела у нее на руках и облизывала.

— Рудольф… Только на это имя и отзывается… Еще раз извините, — я снова опустила голову. Возмущения в большинстве своем прекратились. Подъезд четко разделился на любителей кошек, любителей собак и любителей спать по ночам. Собачники дружно лаяли, кошатники шипели, а любители «нормально поспать» были прижаты к стенке, к которой лучше не прижиматься. Некоторых из них удалось загнать в угол, в котором прятались чьи-то мусорные пакеты прошлогодней давности.

— Только хозяину квартиры не говорите, что я взяла на время из приюта собачку… Он меня сразу предупредил, что никаких животных! — подлила я маслица в локальную междоусобицу. — Он их просто ненавидит!

В глазах подъезда хозяин превратился в тирана и диктатора, а я решила не останавливаться на достигнутом, поэтому периодически подливала отбеливатель в процесс полоскания своей репутации.

— Даже щеночка… Малюсенького, — всхлипнула я, показывая глазами на пекинеса. — Нельзя… А их столько бездомных и несчастных…

Мне кажется, что хозяин сейчас неожиданно для себя проснется в пять утра оттого, что он — чудовище, черствый сухарь и сжечь его на костре за жестокое обращение с братьями нашими меньшими.

Стоило мне прикрыть дверь, дойти до комнаты, в которой продолжал страдать ну очень одинокий оборотень «на передержке», в дверь снова постучали. На пороге стояла делегация соседей.

— Вот у меня тут мисочка есть лишняя… Может, пригодится… И вот коврик… Хороший… Вот здесь только зашитый. Шерсть хорошо собирает… — мне протянули жеванный кем-то мячик, подстилку, миску для корма, поводок и огромный строгий ошейник, способный удержать даже разъяренного медведя.

— Это мы для нашего Тусика брали, — скромно заметила хозяйка пекинеса. — А то он как рванет, как рванет! Совсем от рук отбился! С ним опасно гулять стало! Бросается на людей, представляете? Еле удерживаю… Я понимаю, что он дикий зверь, поэтому…

Пекинес мог спокойно пролезть в этот ошейник целиком, глядя на меня суровым взглядом настоящего волка…

— Спасибо, — благодарила я, изумляясь подаркам. Было даже как-то неловко!

— Приходите завтра гулять к нам на площадку. В восемь мы ждем вас! Познакомимся с бедняжечкой… — умилились соседи, вручая мне даже початый пакет корма для стерилизованных собачек. Я клятвенно пообещала, что в восемь ноль-ноль буду как штык удобрять вместе с моим кобелем детскую площадку, чтобы детям к полудню было с чем играть в куличики и калачики.

Обещание я, конечно, выполнять не собиралась, но с утра меня разбудил странный шорох. В углу поднимал лапу огромный даже по волчьим меркам, мохнатый зверь. Я что-то не совсем поняла, что происходит, мечтая о том, чтобы это оказалось сном. Волк переместился в сторону моего шкафа, намекая поднятой лапой на то, что теперь это никакой не сон, а совместно нажитое имущество!

— Ты что творишь! — заверещала я, вскакивая с кровати и от волнения попадая ногами в тапки не с первого раза. — Ты с ума сошел? Да кто тебе разрешал!

Волк невозмутимо продолжал оставлять метки, обнюхивая их и скаля на меня зубы.

— А ну быстро эволюционировал в человека! — возмутилась я, бросая в него подушку. — Ты что творишь!

Волк задергался, и через пару секунд уродливой трансформации передо мной стоял озлобленный, лохматый и очень ревнивый мужик.

— Зверь метит территорию! Где стоит метка — его территория! Территория его стаи! Обязанность альфы защищать территорию! — рявкнули на меня. — Обязанность альфы защищать стаю!

Я зашла на кухню, видя, что в первую очередь будут защищать холодильник и стиральную машину. Еще бы! Они были такими беззащитными до момента прихода оборотня! Нет, ну со своей стороны я бы порекомендовала в первую очередь защищать одну белую керамическую чашу, спрятавшуюся в маленькой комнатушке, но совет слегка запоздал. Охранное агентство «Блохи, Вздохи и Дела Плохи» решило, что какой-то там туалет защиты не заслуживает.

— Не бойся! Пока у тебя на пальце кольцо, мой зверь тебя не тронет! — самодовольно предупредил оборотень, обводя взглядом «свою территорию». — Я могу тебя тронуть, а он — нет. Он знает, что кольцо у тебя, что мы с тобой запечатлены. Так что можешь его не бояться. А теперь приготовь мне поесть! Да поживее!