Кристина Юраш - Венец безбрачия

Проснулась я от того, от чего просыпаться не люблю. Гортанный храп намекал на то, что развратница Света где-то нашла троих пьяных трактористов и дотащила до своей кровати. И теперь они в раскатистый унисон радуют ночной руладой все уже не спящие окрестности. Параллельно шуршал брезент и звенели мамины украшения. Я все понимаю, что каждый ищет свое место под солнцем, однако на моем одеяле были изображены цветы, поэтому то, что сейчас вползает под мою полянку, меня конкретно настораживает. Я хотела громко и больно возмутиться, но мне тут же зажали рот рукой.

— Мама уснула, — прошептал на ухо нежный голос, пока холодный хвост обматывал мои щиколотки.

— Ты что творишь? — прошипела я, чувствуя, как ладонь ослабла, а меня разворачивают лицом к себе.

— Только тихо… Пока мама спит. У мамы сон очень чуткий, — едва слышно прошептали мне, убирая волосы с моего лица и пытаясь на ощупь найти место для поцелуя. Отлично! Пока мама заливисто поет прокуренным соловьем на том конце кровати, сынок предлагает сделать ей подарок в виде внуков? Стисни зубы, партизанка. Ни всхлипа, ни стона! Как разведчица на боевом задании. Мне кажется, что где-то в резюме на вакансию разведчицы обязательно есть пункт: «Проживали ли вы с супругом больше года в однушке со свекровью и другими родственниками?» И, как мне кажется, на основании этого пункта диплом разведшколы дают без экзаменов!

Меня снова попытались поцеловать, сдавливая хвостом мою талию.

— Мы быстренько, пока мама спит, — страстно шептали мне на ухо, снова пытаясь найти мои сжатые губы для поцелуя. — Только тихо, а то проснется… Не шевелись…

И тут любитель ночных поползновений застыл, словно каменное изваяние, зажав мне рот рукой. Мама на том конце кровати охнула, переворачиваясь-на другой бок, сонно бурча и звеня своей бижутерией.

— Тсс! — заметил шепотом питончик Вася, прислушиваясь и пытаясь нащупать границы моей ночной рубашки, пока я остервенело выкручивалась. — Тише…

— Ползуночек, а ты кончик перед сном мыл? — послышался хриплый и сонный голос мамы. Я внимательно посмотрела на обладателя грязного кончика. — Или опять верх помыл, а кончик хвоста грязный остался?

Нет, я все понимаю, что она выносила его, чтобы мне потом было что выносить, но меня это категорически не устраивает!

Я отвернулась, скинула с ног грязный кончик и уснула. Проснулась я оттого, что на кухне что-то грюкает, причем так, словно там протекает семейный скандал в семье начинающего музыканта, решившего освоить железные тарелки. Отсутствующий слух, голос и инстинкт самосохранения не мешали энтузиасту осваивать музыкальную грамоту, поэтому он изо всех сил пытается доказать семейству, что они ничего не понимают в музыке.

— Ползуночек проголодался, а невеста спит! — послышался голос Медузы Горгоновны. — Он же слепой. Сам приготовить ничего не может.

— И не говори, — раздался еще один женский голос, а я почувствовала себя фокусником, которому предстоял смертельный номер — вернуть съеденное одеяло. — Хорошо, что мы подоспели.

После слова «мы» я слегка встревожилась, приподнимаясь на руках и шаря в поисках тапки. Что это за дружественный десант? Откуда? Мне одного жениха обещали! Я кому-то оторву голову! Это что еще за…

На кухне расположились сразу четыре змеи. Один ползуночек сидел на стульчике, а остальные ползали рядом. Медуза Горгоновна кормила сына с ложки, утирая рукой его подбородок. А рядом ползали еще две змеи — немолодая блондинка и немолодая брюнетка. Одна держала стакан с водой, который кочевал ко рту ползунка после каждого нечленораздельного мычания, а вторая держала в руках тарелку.

— О! Явилась не простудилась! Не простудилась и не умерла! — недовольными голосами заметил слегка раздутый штат родственников со стороны жениха.

— Пожнакомься, это мои тети… — начал мистер Жевательный Мускул, а мне уже по взглядам было понятно, что передо мной Гюрза Горгоновна и Гадюка Горгоновна. — Фас еще бабуфка…

В коридоре раздалось шипение и оханье, а на не предназначенную для такого количества народа кухню вползла толстая и огромная старая змея с седыми космами волос и морщинистым лицом. С такой внешностью можно смело играть морскую ведьму в любом спектакле по мотивам «Русалочки».

— Она? — в меня вопросительно ткнулся толстый палец с тремя блестящими кольцами и уперся тяжелый хмурый взгляд «и кто тут посягнул на мою кровиночку». Было у меня неуютное чувство, словно только что в песочницу спустилась тетя Зина, сжимая за руку косолапого рыдающего Петеньку, и стала устраивать дознание, кто отобрал у Петеньки совочек? Так и хотелось захныкать и сказать, что это не я, а какая-нибудь другая девочка, но других вариантов не было.

Старая Анаконда Горынышна горделиво посмотрела на меня взглядом-рентгеном, а за столом послышалось: «Я больше не бубу!»

— Ешь, богатырем вырастешь! — вмешалась Гюрза Горгоновна, выхватывая ложку. Ну да, два метра — не потолок. — Ложечку за матушку…

Выражение «единственный мужик в семье» стало приобретать второй, пугающий смысл.

— Плохо, что у нее ноги, — вынесла вердикт Анаконда Горынышна, покачав седой головой и позвякивая золотыми украшениями. — Ой плохо.

Где-то русалочка предложила мне обмен, но я категорически воспротивилась. Голос, пожалуй, возьму. Надо же чему-то прорезаться, глядя на этот произвол!

Тетки шарили по кастрюлям, кривились, поглядывая на меня с укором общества по защите прав маменькиных сынков. Чешуйчатый матриархат устроился на моей кухне, глядя на меня, как на плесневелую колбасу на полке.

— Мне кажется, что она старовата, — скривилась Гадюка Горгоновна, сощурив змеиные глаза. Я не знаю, кто тут староват, но разница в возрасте в несколько сотен лет в пользу жениха как бы намекает на то, что он мне годится в те самые родственники, которые с упреком смотрят с фамильных портретов. А его бабушка вообще не к ночи будет помянута.

— Что такое ноги? А ничего! — кивнула Анаконда Горынышна, сверкнув глазами, пока я пыталась подобрать челюсть и слова. Если в аду кому-то икнулось, то я даже знаю кому. — Две уродливые подпорки. А если детям передадутся по наследству? Что тогда? Будут прыгать и бегать! Позор! Позор для семьи!

В клубе «Единственный мужик» по традиции есть свой генетик, который на глаз определяет набор твоих хромосом, прикидывает, на какие хромосомы ты хромаешь, и тут же прогнозирует, в кого пойдет потенциальное потомство.

— Я ей ребенка своего не доверю! — возмутилась Медуза Горгоновна, а мне прекрасно было видно, как шевелятся ее волосы при виде моего вчерашнего супа. Бросив на меня перекрестные взгляды, словно автоматные очереди, серпентарий единомышленников продолжил держать семейный совет.