Кристина Юраш - Венец безбрачия

Я смотрела на разбитую кружку и на чайник, который сумела отбить у этой гадюки… Раздался еще один «дзень», и на пол полетела тарелка.

— Ой! Как же так! Я случайно хвостиком задела, — состроила самое грустное выражение лица Гадюка Горгоновна, пока я смотрела на осколки суповой тарелки.

Змейка бежала, хвостиком махнула…

— Вы что творите! — возмутилась я, прищурившись и понимая, что это было объявление войны!

И тут из комнаты выползла Медуза Горгоновна в моем платье.

— А это что за новости!!! — заорала я, пытаясь собрать с пола осколки моей посуды.

— Как тебе не стыдно… Твоя будущая мама захотела померить платье… Просто померить, а ты тут раскричалась, словно она его себе заберет! — расстроенно прошипела Медуза Горгоновна, поправляя рукава. — Какое славненькое, мне так идет… Да, сестрички?

— Ой, — вздохнули змеи, зеленея от зависти. — Просто сидит как влитое! Как по тебе шитое, сестра! А цвет! Ну просто в тон твоих глаз! Неужели твоя будущая дочка не подарит его тебе?

— Нет. Не подарю! Это мое платье! — заорала я, пока Золушка, глядя на меня, радовалась, что у нее всего лишь три родственницы!

— Ну ты и чудовище! Зачем расстроила женщину, которая искренне полюбила тебя, как родную дочь? — зашипели на меня сестры, утешая бедную «маму». — Как тебе не стыдно! Она же просто померила!

— Мама! Я слышу, что ты плачешь! Что случилось? — вполз по стеночке жених. — Кто обидел мою мамочку?

— Никто, ползуночек… Мамочка платье увидела красивое у твоей невесточки… Не удержалась и померила, — всхлипывала мать, пока сестры театрально ее утешали. — А она кричит на меня! Слышал, как кричат на твою мамочку! Чуть ли не воровкой выставила! Без спросу взяла… Да подавись ты своим платьем! Не нужно оно мне! Я же просто померить хотела…

— Зачем ты кричала на маму? — расстроенно спросил мой слепой кандидат. — Она же просто померила! Она столько для меня сделала!

Тут к вою присоединилась бабка. Подвывала она громче всех…

— Мамочка! Тетечки! Бабушка! — метался наш слепой герой, пока его свита изображала плакальщиц на похоронах моих нервов. Траурная процессия несла мои нервные клетки в сторону кладбища. Пока питончик Вася утешал мамочку, мамочка поползла в комнату, чтобы прилечь и отдохнуть от нервного потрясения…

— Моя невеста просто пошутила, — оправдывался за меня питончик Вася, гладя маму хвостом. — Может, у них здесь так не принято…

После этих слов воздушная тревога показалась мне писком помирающей от голода мыши.

— Ну не права она была! Не должна была она на тебя кричать! Я ей выскажу! — успокаивал Василий ревевшую белугой мать. — Я поговорю с ней!

Тетки уже лезли в разбитый шкаф, вытряхивая все, что там есть.

— Вы что творите! — разозлилась я, пытаясь отогнать «родственниц» от шкафа с моими вещами. — Я вам не разрешала трогать мои вещи!

— Как не разрешала? Ты же только что сказала, что можно! Она говорила? — всхлипнула Гюрза Горгоновна. И все змеи дружно подтвердили. — А еще она сказала, что можно брать все, что понравится! Мы же родственники!

— Да не говорила я такого! — Я пыталась собой подпереть створку шкафа и отогнать настырных змей подальше от моего гардероба.

— Вот зря вы на невестушку наговариваете! Совести у вас нет, девочки! — внезапно взяла мою сторону бабка. — Не жадная она, хорошая… Гляньте, что она нам подарила! Какой подарок! Просто загляденье!

Тут даже мать забыла о слезах, приподнялась, а хвост бабушки держал мою шкатулку, которую я прятала под матрасом. Там лежали колечки, бусики и немного золота.

— Ой, как мы были не правы! — покачали головой тетки, глядя завидущими глазами на бижутерию и ювелирку. — Да она просто золото! Прости нас, пожалуйста!

— Положите на место шкатулку! — я попыталась вырвать шкатулку у Анаконды Горынышны, которая уже примеряла колечко, подаренное мне на совершеннолетие, и любовалась сиянием маленького камушка. — Я кому сказала!

— Ой, какая красота! Не может быть! — шептала тетка, примеряя на себя нитку речного жемчуга, который достался мне от бабушки. Вторая тетка уже мерила сережки, которые я себе купила на день рождения. — Какой чудесный подарок!

— Доченька моя, — фальшиво выдавила мать, таща себе серебряный перстень с гранатом. — Ну это же такой дорогой подарок! Зачем же ты нас так балуешь!

Попытки приблизиться к серпентарию закончились потасовкой.

— Слушай, дорогой! — процедила я, бросаясь к питончику, который глупо улыбался и прислушивался. — Я им ничего не дарила и дарить не собиралась. Они сами берут без спроса мои вещи. Бери своих тетушек, мамочек и бабушек и выметайтесь из моей квартиры! Немедленно! А то я вам таких ибаб у шек покажу, что мало не покажется!

Бабка едва заметно кивнула, пустая шкатулка полетела на пол, а эти сволочи расползлись по квартире. На кухне слышался звон бьющейся посуды и приторные извинения. Цыганский баран и его табор развлекались как могли!

— Тетушки никогда не умели готовить. Ты прости их. Мы же почти одна семья, — гладил меня по плечу несостоявшийся и несостоятельный уж. Где-то в загсе репетировали речь: «Объявляю вас ужем и не ной!» — пока я негодовала, пытаясь спасти свое имущество.

— Я только померяю! Ты мне разрешила! — твердила бабушка, доставая наперебой с матерью остатки моего гардероба. — Ой! Порвалось! Что ж ты так плохо шила! Руки у тебя кривые!

На пол летели рваные лифчики, белье, кофты и даже штаны. Вот конкретно сейчас краснеет очень известный дизайнер и целый модный дом. Все, что не налезало или не нравилось, рвалось цепкими руками, пока я мчалась на кухню, глядя, как сестры сметают хвостами осколки: «Извини, милая! Мы все уберем!»

Я снова бросилась в комнату, где довольные мать и бабка держали в руках все самое пестрое и красивое, словно только что урвали модную коллекцию на распродаже, хвастаясь находками. Что-то я не помню, чтобы объявляла о распродаже личных вещей в связи с закрытием квартиры! Попытки отбить любимое шоколадное платье, закончились для меня плачевно. Мощный удар хвоста бабки отмел меня в сторону стены, знатно припечатав к ней.

— Ой, извини, милая. Ты не ушиблась? — проворковала бабка, пока мать улыбалась и беззвучно смеялась, разрывая мое белье. — Как же так! Прости старенькую… Не заметила…

— Ты не ушиблась? — заботливо поинтересовался ужик, сидя на кровати. — Бабушка иногда бывает очень неловкой. Но она не желала тебе зла… Не обижайся на нее! Вы же точно не хотели ее обидеть? Не обижайте ее, мне она очень нравится… Я думаю, что встретил ту единственную, на которой хочу жениться.

— Конечно, ползуночек! Как я могу пожелать зла твоей избраннице! Она же почти член семьи! А мы тут с мамочкой твоей прибираемся! — заметила бабка, расправляя мою трикотажную кофту с розой, которая должна быть в гардеробе любой бухгалтерши за тридцать и которая сменится на свитер-ангорку с бусинками, когда владелице стукнет сорок пять.