Артур Прядильщик - Спокойное течение жизни [СИ]

— Не высыпаемся, господин Радович? — Выдернул меня из дремы голос Ламского.

— Очень уж обстановка умиротворяющая, Иван Иванович!

Удивительно, но, кажется, я выспался! И, по ощущениям, проспал часа два! Это на неудобном-то стуле!

— Говорят, что у людей с чистой совестью — хороший здоровый сон. — Ламский уселся в кресло за столом.

— Или полное отсутствие этой совести. Во всяком случае, я знаю как минимум одного человека, который хорошо и крепко спит, будучи бессовестной мразью.

— Кажется, я догадываюсь, кого ты имеешься ввиду, Олег… — Покивал головой Ламский. — Наш разговор будет записываться… не возражаешь?

— С моей-то чистой совестью? Ни капли!

— Кхм… Олег. Как ты понимаешь, мне нужен однозначный ответ на этот вопрос.

— Нет, Иван Иванович, я не возражаю против ведения записи нашей сегодняшней беседы.

— Замечательно! Итак. Среда, восьмое сентября 7511 года, двадцать два часа сорок минут. ("Вот это я "придавил"!") Беседу ведет Ламский Иван Иванович. Олег Ильич, представься, пожалуйста.

— Олег Ильич Радович, ранее — Сварог. — Ламский прищурился и усмехнулся, но промолчал. — Восемнадцать лет. Родился шестого мая 7493 года в Москве.

— Хорошо. Честно говоря, я удивился, когда узнал, что ты вернулся в Москву, Олег. Как тебя сюда занесло? Ты же в Киржаче учился?

— А уж как я удивился, когда меня сюда чуть ли не насильно перевели! Руководство Политеха почему-то решило, что такой умный и талантливый мальчик должен получать образование в центральном филиале Университета, а не в глухой провинции…

— Бывают же совпадения! — Очень натурально восхитился Ламский.

— А что с чем совпало, Иван Иваныч?

Но Ламский, разумеется, не позволил себя поймать:

— Олег, я ж тебя учил… когда-то… тут я задаю вопросы, а ты отвечаешь… И — никак иначе!

Вообще, то, что говорит Ламский — совершеннейшая ересь — теория допросов никак не соотносится с данной ситуацией. Он вообще не имеет права меня допрашивать, представляя частную лавочку. Но зачем же ссориться?

— А-а-а… Да, припоминаю, Иван Иванович. Чему-то такому меня, действительно, учили. Прям, как знали, как знали…

— Ну, не будем отвлекаться. Пятого сентября 7511 года… Олег, попытайся вспомнить, что ты делал в этот день.

— Ну… Иван Иванович. Ну, вы спросили…

— Это воскресенье, если ты запамятовал…

— Готовился к отъезду в Москву, потом ехал в Москву, потом приехал в Москву… Хотя, нет — приехал я уже ночью в понедельник.

— Подробно, Олег. Подробно. Вот, проснулся ты… во сколько ты, кстати, проснулся, и где?

— В своей постели в общежитии… К сожалению, один… — Тяжко вздохнул я, заглядывая в вырез блузки секретарши (или помощницы… или кто она здесь?), снова принесшей чай и сладости. Та стрельнула проказливыми глазками. — Совсем один… — Совсем жалобно протянул я, подмигнув ей.

Подробно, по часам, даже по минутам, я вспоминал воскресенье и описывал весь день. Разумеется, эпизод с дракой в электричке плавно обошел — ехал и ехал, в окно смотрел… к тому же формально эта драка случилась за полночь… То есть уже в понедельник. А рассказать-то меня просили про воскресенье. Ламский уточнял, записывал фамилии тех, кто может что-то подтвердить.

— Ага… а потом?

Рассказываю, как ехал на метро, как заселялся в заранее забронированный номер гостиницы…

Такое впечатление, что у них кого-то убили или что-то ценное украли. И случилось у них эта неприятность примерно с двух до трех часов дня в прошедшее воскресенье, если судить по особому интересу Ламского именно к этому промежутку времени…

— А почему тебя в Москву перевели?

Вздыхаю, но тоже рассказываю… несколько раз.

Допрос длился где-то часа три-четыре. Ламский совсем замордовал меня уточнениями, многократным повторением одних и тех же эпизодов… Нормальный такой добротный допрос одного из свидетелей.

А "короткая юбочка" Марина — секретарша Ламского — все это время таскала мне чай, пирожные, конфеты и печенье, постреливая доброжелательным взглядом… Сладости — это хорошо: при стесненных средствах в них постоянно ощущается потребность… А организм-то молодой и мозг, что характерно, развивающийся (будем надеяться) — сахар нужен, много-много сахара!

— Что ж, Олег. Спасибо за то, что нашел время с нами встретиться и поговорить! Не смею тебя больше задерживать! Конец записи. — Он показательно щелкнул мышкой настольного компьютера. — Можешь идти. На ворота я сейчас позвоню. Дорогу до станции помнишь?

Я поднялся и вежливо улыбнулся:

— Благодарю за чай, Иван Иванович. Я как раз успею к утренней электричке!

— Всего хорошего, Олег Ильич!

— И вам не хворать, Иван Иванович!

Итак, мало того, что обратно к гостинице меня отвозить не стали, так еще и на мой намек на то, что последняя электричка давно ушла — не обратили никакого внимания!

А ведь когда-то на лимузине меня в эти ворота ввозили и охрана честь отдавала… А теперь — будто щенка под забор выкидывают. Топай. Ножками — ножками.

Обиделся? Не-е-ет. Удивился. Сильно удивился.

Дело в том, что в эмоциях Ламский не испытывал ко мне негативных эмоций. Более того, была симпатия и приязнь! Но его действия в конце допроса… точнее, бездействие… Будто он, выкидывая меня за ворота в два ночи, выполнял некий приказ или часть плана. Ну и небольшим чувством вины в меня от него плеснуло…

Посмотреть на мою реакцию? Напасть по дороге? Нет, вряд ли — на платформе камеры и жандармерия, а в Москве я так и так окажусь только утром, в огромной толпе, спешащей на работу… Так что, наверно, именно посмотреть на реакцию… Но как-то сложно все накручено, сложно…

Опять-таки, зачем им потребовались мои показания? Что у них такого стряслось в прошедшее воскресенье после полудня?

А еще я огорчился в ожидании грядущих неприятностей — если они не удовлетворятся моим рассказом (а они вряд ли им удовлетворятся), то будут собирать доказательную базу… включая записи с камер наблюдения электрички. И вот тогда Олегу Радовичу будет очень и очень грустно — придется ему, Олегу, объяснять, некоторые непонятные моменты с бесконтактной транспортировкой тела по воздуху… Черт, как же не вовремя этот Ковыль там оказался! Да и я хорош — мог бы спокойно "на пресс" принять тот детский удар!

Охранники на воротах, не будучи посвящены в хитросплетения внутрисемейных отношений, сильно удивились и даже не хотели меня сначала выпускать:

— Ты куда на ночь глядя, отрок?

— На станцию. — Самое интересное, что не вру ни капли!

— Ты на часы смотрел, парень? Какая электричка в два часа ночи!

Пожилой охранник кивнул на часы над входом. Два — ноль четыре.

— А у меня персональная электричка в два десять.