Кристина Юраш - Венец Безбрачия, или А можно всех посмотреть?

– Где ты, гнида! Р-р-разорву на клочки! Попадись ты мне, колдунишка поклятый! – рычал очень дружелюбный песик в коридоре, пока я прикидывала пути к отступлению. На данный момент был только один – на тот свет.

На кухню влетел крупный, свирепый мужик, обводя желтыми глазами мой кухонный гарнитур. Потянув воздух носом, он остановил взгляд на мне. Взгляд у него был тяжелый, но умный, лицо суровое и хищное, как будто его вытесали из камня. На щеке у гостя красовался старый шрам, словно однажды он предпринял отчаянную попытку искупать крупного и нервного кота.

– Где этот колдун? Отвечай! Я его р-р-растерзаю! – свирепо засопел оборотень, хищно осматривая все уцелевшие достопримечательности моей квартиры.

– Эм… Простите… – замялась я, не выдерживая свирепого волчьего взгляда и отводя взгляд. – У вас как бы была … эм… невеста… У меня вопрос? Что вы здесь делаете?

– Была! – оборотень сжал кулаки и сверкнул глазами. Он злобно засопел, давая мне понять, что тема очень злободневная. – Уже нет невесты.

А вот это уже плохие новости. Чую, что Красная Шапочка не дошла до бабушки, а пирожки стали поминальными.

– Она сбежала к эльфам! Изменница! Я был с ней запечатлен, полюбил с первого взгляда! Твар-р-рь! – оборотень почесал гриву каштановых волос, достал из нее что-то, попробовал на вкус, а потом сплюнул. – Проклятые блохи!… А потом я узнал, что могу запечатлеться с любой девушкой из вашего мира. И вот я снова запечатлен. Теперь ты – моя будущая жена! Решено!

– Что? – икнула я, поднимая брови и понимая, что у меня в ответ на предложение есть встречное, косвенно связанное с расставанием и путешествием. – Может быть, впечатлен?

– Запечатлен! – огрызнулся мужик, смерив меня нехорошим взглядом. –Я увидел тебя и понял, что ты будешь моей. И мне все равно, что ты об этом думаешь! Когда я не знаю, чего больше хочу – растерзать тебя или любить, это называется «запечатление».

Это называется «статья уголовного кодекса, которая тонко намекает местами не столь отдаленными, что насильно мил не будешь»!

– Я – Рудольф, альфа в своей стае, – обнюхали меня с прищуром, подходя поближе.

– А я, судя по отзывам старушек у подъезда, – местная лямбда, – ответила я, надеясь отбить у «впечатлительного волчка» любое желание кусать меня «за бочок». Даже нежно. Где-то в голове детский голосок читал с радостным захлебыванием и фефектами фечи стишок: «Я – жлой и штрафный шерый волк. Я в попаданках жнаю толк! Р-р-р!».

– Я вот не могу понять, либо мне показалось, либо этот помойный некромант был здесь? – подозрительно принюхивался оборотень, скривившись так, что я на всякий случай проверила антиперсперант. – Странный знакомый запах…

– Нет, я просто мусор забыла вынести, – осторожно заметила я, намекая, что лучший выход из любой проблемы – дверь. Никогда с таким энтузиазмом я не искала выход из сложившейся ситуации, вооружившись пакетом с мусором, но меня никуда не пустили, перегородив собой дорогу.

– Держи кольцо! – мне протянули какой-то старинный перстень с камнем, похожим на луну, который поигрывал на свету странным голубоватым отблеском. – Теперь ты – моя!

Как же так? Эстафета, а я не в кедах? Мне тут переходящее знамя «Теперь ты – моя любовь!» вручили, а торжественные фанфары так и не выдули ничего прилично-торжественного, хор мальчиков-зайчиков не запищал что-то бодрое и оптимистичное, зато где-то тоскливо заиграл одинокий скрипач, пуская скупую слезу.

– Эм… Мне как-то неловко принимать такой подарок… – заерзала я, чувствуя, что где-то на меня с прищуром смотрит Мендельсон. «Я тут тебя жду, дожидаюсь!», – кивнул композитор. А тетка из местного ЗАГСа уже позвонила своему парикмахеру и купила новое платье с розочкой, прокашливаясь и репетируя: «Светлана! Согласна ли ты…».

Один грозный рык ученого горьким опытом, и я почувствовала себя самкой синицы в руках, которую поймали и окольцевали, пока где-то летал неокольцованный журавль.

– То-то же! Я же сказал, что мы запечатлелись! – произнес местный фотограф. – И попробуй только мне изменить! Я измену не прощаю!

А если я изменю не вся, а как бы по частям? Мне последнее время сильно изменяет нервная система и левый глаз с нервным тиком. Я проверяла. Это – измена. Странный запах неприятностей, следы предыдущих расстройств, задержки хороших новостей, оправдания несовершенству мира, бегающие глаза, дрожащие колени, – на лицо все признаки измены.

– Я уже научен горьким опытом! Я уже дал одной свободу! За что она так со мной? – взвыл рогатый Рудольф, пока я думала про то, что у каждого оленя Санта Клауса своя грустная история. – Магии хочу учиться! Ага! Видел я ту магию! Донесли мне, что она снюхалась с некромантом! Я сначала не поверил! Он же воняет трупами. А ведь она была такой красивой… Вы с ней чем-то похожи…

Оборотень проскулил, обхватил голову руками и посмотрел на меня взглядом побитой собаки. Я должна быть слегка польщенной, получив комплимент «повторного употребления»? Увы, я еще не настолько отчаялась, чтобы радоваться хриплому: «Вашей маме зять не нужен?», спешно проходя по темной подворотне.

– Запах у вас похож… Ты, конечно, не такая красивая, как она, но тоже ничего, – горестно вздохнул страдалец, снова разочаровавшись в моих внешних данных. – Я ее увидел однажды… В лесу заблудилась… И все! Сразу же запечатлелся! Длинные светлые волосы…

Я посмотрела на свои русые волосы, которые в последнее время решили покинуть меня на нервной почве, оставаясь целыми пучками в раковине и на расческе.

– Огромные, как бездонные озера, синие глаза… – проскулил оборотень – рогоносец, пока я подозрительно прищуривалась обычными, серыми. – Талия – ну просто рукой обхватишь…

Я попыталась втянуть живот, но тот запротестовал, мол, куда еще, намекнув, что однажды мы вместе с животиком проходили мимо спортзала и даже подумывали зайти и записаться, но потом он жалобно заурчал, и я его пожалела.

– Ноги – длинные, стройные… – продолжал добивать молотком мою женскую самооценку брошенный на произвол судьбы волчок.

Мои вполне обычные ноги, которые растут не из ушей, а из места стандартного и природой спроектированного, были поджаты под табуретку.

– Я помню, как зайчонок посмотрела на меня… Знаешь, у нее была такая привычка, проводить рукой по шраму… Ведет пальцами и смотрит в глаза, не отрывая взгляда… А еще Зайчонок любила, когда я облизывал ей руки… Она зарывалась ими в мой мех…

То, что именно этот мужик способен обеспечить мне свитерок и теплые носочки в период линьки, становилось понятно, когда я разглядела бурую шерсть на его одежде. Не каждый мужик может похвастаться тем, что из него можно вязать свитер! Далеко не каждый! А вот то, что из него можно спокойно вить веревки – это новость.