Кристина Юраш - Венец Безбрачия, или А можно всех посмотреть?

Судя по его вымученному лицу, буквы закона сейчас складываются в слово на стене, которое заслонила собой соседка снизу, крайне заинтересованная наличием или отсутствием у меня личной жизни.

– Гражданочка, вы проживаете одна или с кем-то? – достал бумажку и ручку представитель порядка. Я, как представитель местного хаоса, слегка засмущалась, пока соседи навострили локаторы в сторону свежих подробностей моей личной жизни.

– Проживаю одна, – ответила я, заслоняя вид квартиры дверью и улыбаясь.

– Гости часто бывают? – подозрительно сощурился участковый, на которого наседали любопытствующие.

– Ну… – я закатила глаза, изображая святую невинность. – Иногда бывают… Редко… Вообще-то я не очень гостеприимна!

– Да что ты рассказываешь! – в меня ткнулся костлявый палец Матвевны. – Водит к себе всяких алкашей! Гульбенят до полуночи! Постоянно мужики у нее! И ведь не один не задержался!

На меня посмотрели такими взглядами, словно мы тут изо всех сил боремся за звание дома высокой культуры, а я всячески тяну команду назад своим аморальным поведением.

– Послушайте, – холодно произнесла я, глядя на соседей. – Мне тридцать лет. У меня есть право на личную жизнь. И вас, господа, она не должна касаться никоим образом! Разговор окончен!

– Постойте, гражданочка, – участковый схватил дверь, которую я пыталась закрыть. – Должен проверить помещение по поступившим жалобам. Процедура такая.

Гости ломанулись в квартиру так, словно я стояла с табличкой «провожу экскурсию по местным достопримечательностям»!

– Граждане! Вхожу только я и двое понятых! – заявил участковый, потрясая бумажкой перед моим носом. Никогда не видела, чтобы соседи чуть ли не подрались за право быть понятыми! В итоге победила Матвевна, триумфально выступая вперед, и соседка снизу Зинаида Павловна.

Я открыла дверь, тяжело вздыхая. Эстафета по тяжелым вздохам тут же перешла к соседям. «Ба-а-атюшки!», – охнула Матвевна, разглядывая мою квартиру.

– А ничего, что у меня ремонт? – отбивалась я, пока участковый заглядывал в спальню и подозрительно осматривал разбитый шкаф.

– Ой-е-е-ей! – качала головой Зинаида Павловна. – Все пропила! Вот что женское одиночество творит! Вот не верила, что бомжей водит… До конца не верила… Сколько ее знаю, интеллигентная женщина.

– Иго-го-го себе! – обрадовался кентавр с кухни, куда я тут же метнулась.

– Так, а это у нас кто? Пусть готовит документы! – послышался позади меня голос участкового. – Мужчина, это вы кричали: «Помогите! Спасите! Убивают!».

– Не правда! – обиделся конь в пальто. – Я пел! Пел! Помогите мне найти любовь! Спасите меня от одино-о-очества! Убивает меня эта боль! Оседлать тебя очень хочется!

Спасибо, воздержусь. На мне еще конь не катался! Как ни крути, из нас двоих, на нем кататься должна я. У меня есть справка со школьных времен о том, что у меня сколиоз, поэтому таскать мужиков на плечах мне противопоказано!

– Я бы быстро тобой овладел! Ты проржать подо мной не успела… – пел кентавр, находя в лице участкового преданного поклонника творчества. Понятые оживились. Зинаида Павловна бросила задумчивый и очень грустный взгляд туда, где пряталась тушка коня под плащом.

– Замечательно! Браво! Мужик живой, – вздохнул участковый, пока я мысленно добавляла «пока еще»! – Что и требовалось доказать. Распишитесь в акте. А у меня еще вызов.

– Хорошо поет, – расстроенно вздохнула Матвевна, растрогано сложив руки на груд. – Правда, я глухая на левое ухо, но хорошо! Как по телевизору! Баян бы ему!

Участковый и понятые двинулись к выходу из кухни, а наш герой резво вскочил на копыта и бросился за ним. Я думала, что можно обойтись без баяна, ну раз он такой козел, то почему бы и нет!

– Прекрати! Сиди смирно! – взмолилась я, но великая сила искусства несла кумира на всех копытах к восторженным фанатам. Нет, я не хочу стоять в зрительном зале в тот момент, когда кентавр берет разбег, чтобы прыгнуть на руки будущим покойникам!

– Я еще могу спеть, если вам так понравилось! – заорал он, пытаясь содрать с себя плащ. Глаза его горели счастьем признанного гения!

Участковый обернулся, на пол упала папка. Матвевна схватилась за сердце, а Зинаида Павловна раскрыла глаза так, что мне показалось, они вот-вот выпадут. Шлепая губами, как аквариумная рыбка, она пыталась подобрать слова.

– Хоспади! – послышался старческий шепот. – Чур, меня, окаянный! Нечистая сила! Батюшки светы!

Внезапно возле моего уха раздался щелчок пальцев, и все действующие лица замерли на месте. Участковый с отпавшей челюстью, пытаясь поймать лист, зависший в воздухе, Матвевна с таким лицом, словно яйца подорожали на десять рублей, а коммуналка – на три, Зинаида Павловна застыла конной статуей без лошади, побледнев и прищурившись так, словно поняла, что искала всю жизнь нечто похожее, чтобы перепахивать десять соток за городом.

– Превосходно, – послышался нежный, сладкий и абсолютно незнакомый мужской голос с придыханием. – Великолепно. Не находишь, девочка?

Я обернулась и увидела мужчину такой красоты, что от нее живообписялся любой живописец. Я никогда в жизни не видела ничего подобного!

– Фотошоп меня побери! – изумилась я, рассматривая незнакомца. А смотреть было на что! Идеальные черты лица, кожа без единого изъяна, шикарный разлет бровей, от которого екает что-то внутри, прямой нос, после созерцания которого, вешаются женские носы, пуская розовые сопли, мягкие, чуть припухлые губы и бездонные озера голубых глаз. Мягкие кудри цвета спелой ржи с золотинкой, спускались нежным каскадом на плечи. Венчали весь образ: белая рубашечка с белоснежным отутюженным воротничком, изящный галстук и пиджак, залихватски закинутый на плечо и придерживаемый пальцем за петельку, идеальные стрелки на брюках и удушающе сладкий запах дорого мужского парфюма.

– Вы кто? – недоверчиво спросила я, глядя на немую сцену. Кентавр простирал руку к фанатам, открыв рот так, что любой стоматолог, проходящий мимо, заинтересовался бы и дареным конем, и его зубами.

– Я – твой новый куратор, – улыбнулся ослепительной белизной гость, пока я нервно вдыхала сладость чужого парфюма. – Тебе просто заменили куратора. В договоре это прописано, так что ничего страшного. Вижу, что тут у тебя возникла проблемка. Ничего, девочка, сейчас все решим.

Как заменили? В груди что-то подпрыгнуло, а я вцепилась в кольцо на пальце, сжимая его до боли. Не может такого быть! И Дэм согласился? Почему он ничего мне не сказал? Не предупредил?

Новый куратор подошел к кентавру, захлопнул ему рот, а потом двинулся в сторону участкового. Одно движение руки, похожее на жест фокусника, и трое почитателей принце-конного ансамбля песни и встряски как-то обмякли и зашевелились.