Кристина Юраш - Венец Безбрачия, или А можно всех посмотреть?

На меня снова смотрели взглядом брошенного миллионера, которого пять минут назад послала куда подальше нищая провинциалка.

– Не может быть, – прищурился демон. Так и хотелось крикнуть: «Тихо! Идет мыслительный процесс!». – Знаешь, ты мне действительно очень понравилась… Мы, демоны, не верим в любовь. А уж тем более в любовь с первого взгляда…

Ага, зато в нее верят венерологи…

– Ладно, – красиво улыбнулся новый куратор, а потом взял мою руку и поцеловал. – До встречи. Вижу, женишок потрепал нервы. Ничего, пускай пока побудет статуей. Поставь его в уголок, чтобы никто не уволок, а сама отдохни…

Он исчез, подарив мне напоследок воздушный поцелуй.

Памятник нерукотворный «Принцеконю» занимал половину кухни. Он так и стоял, простерши длань в сторону уже благополучно сбежавших зрителей. Произведение искусства застыло с открытым ртом, вокруг которого летала большая муха. За мухой следили зрачки его глаз.

Я решила поставить его в коридор, двигая в сторону двери, пока не раздался глухой стук. Голова кентавра нежно соприкоснулась с дверным косяком. Ничего, на пару дней в хозяйстве пригодится! Я снова впряглась в коня, попыталась его слегка наклонить, но встреча с дверным косяком оказалась неизбежной! Бамс! Да! Случай тяжелый, клинический. Пока я возилась с конной статуей, в дверь позвонили, заставив меня прислушаться.

– Открой, Светочка! Это мы! – раздался знакомый голос. – Светочка, золотко, открывай маме дверь!

Я поплелась в коридор, на всякий случай, привстав и заглянув в дверной глазок, где отражалось расплывчатое лицо мамы и слышались детские голоса.

– Светочка! – потребовал мамин голос, а я с тяжелым вздохом щелкнула замком. В мою пострадавшую от личной жизни прихожую ввалилось мое семейство, включая мать и тетю Зину с выводком малолетних отпрысков.

– Вот, решили к тебе заскочить! Проездом! Какой кошмар! – ужаснулась мама, всплеснув руками, пока я пододвигала на видное место рулончики обоев и слипшуюся кисть, мол, я тут ремонт затеяла… Не обращайте внимания…

– Так я и знала! Все пропил! Все из дома вынес! – тяжело вздохнула мать. – Какой кошмар! Угораздило же тебя! Нас Свиридовы позвали в гости! Ну я сразу сказала, то ты с нами не поедешь! Папа тоже отказался, а я вот думаю, почему бы и не съездить! Сто лет уже не виделись! Да и к тебе заедем, проведаем!

– Мама, мама! Там конячка! – радовалась малышня, уже успевшая добраться до кухни. Пока я объясняла, что купила статую кентавра в полный рост «на подарок», дети его уже оседлали и с криками: «Иго-го!» и скакали на нем по всей кухне, пребывая в уверенности, что все подарки положены только им.

– И где же твой алкоголик? – вздохнула мама, осматривая квартиру и проходя в спальню. – Где этот изверг? Нет, ну надо ж было! Вот пусть только придет! Я ему устрою! Вот все выскажу!

– Ма-а-ам! – раздался топот детских ножек. – А где у тети Светы ножницы?

– А зачем тебе ножницы? – поинтересовалась я, но ножки уже убежали на кухню, пока родительница щедро делилась опытом совместного проживания с алкоголиком и многолетним стажем выведения из запоя.

Еще полчаса мне рассказывали, что он мне – не пара, не давая даже вставить словечко. Мне щедро сыпали примерами из жизни, рассказывали про каких-то далеких родственников с недалекими потребностями, в красках повествовали о судьбе какого-то водопроводчика Витеньки, который «мужик хороший, но» не очень стойкий к искушениям, особенно в день зарплаты.

– Ма-а-ам! – снова раздался топот детских ножек. На кухне что-то грюкнуло. – Я ему прическу сделала! А Славик отковырял…

– Ябеда! – донеслось обиженное с кухни, а ножки с возмущением убежали обратно.

– Выгнала я своего алкоголика, – буркнула я, пытаясь прорваться на кухню и попытаться отбить кентавра у ребятишек.

– Как? – почти хором ужаснулась мама и тетя Зина. – Как ты могла? Мужика выгнала? Да ты что! Посмотри на себя! Тебе уже тридцать! Где ж ты себе мужика–то найдешь теперь! А тут хоть какой-никакой мужик был!

– Так, я иду на кухню! – занервничала я, слыша как что-то гулко упало и послышалось: «Отрезай! Не видишь, болтается! Да режь! Ему не больно! – визжала Он же игрушечный!»

Что-то мне подсказывало, что и певцу, и танцору мешает одна маленькая деталь, а к утру меня разбудит высокий и пронзительный голос ангельской чистоты.

– Мы с тобой еще не договорили! – мама перегородила дорогу, а с кухни слышался детское капризное: «А я все маме расскажу! И тете Свете! Да! За то, что вы оторвали у него…». На этом тревожном моменте я стала прорываться на кухню со страшной силой, в надежде, что если не коня, то хотя бы часть принца удастся отбить, но мама всем своим телом и видом давала понять, что разговор не окончен!

– Да пусть играют! – миролюбиво заметила тетя Зина, махнув рукой в ответ на мои претензии. – Дети, что с них взять? Покатаются немного! Не убудет! Вот когда свои будут, вот тогда и будешь мне рассказывать, как воспитывать!

– Ма-а-ам! Я хочу стать парикмахером! Мам! Я сделаю из него принцессу – поняшку! – воскликнула детская курносая мордашка, появляясь в дверном проеме, который загородила моя мама. «Дай мне покататься! Ты уже три раза катался!» – слышалось с кухни. Раздался грохот, а потом возня.

– Это ты сломал! – звонко кричал детский голос. – Ты! Ты сломал! Я все маме расскажу! Ай! Маринка, ты чего! Ты что? Ему хвост подстригла? А ну дай-ка я!

– Ладно, мы поехали, у нас автобус через час! Рады, что увидели! Но ты на счет алкоголика своего не горячись! – заметила тетя Зина, будучи экспертом во всех животрепещущих для меня вопросах. – Ты точно с нами не поедешь?

– Зиночка права. Тебе деток пора уже, – вздохнула мама, ласково гладя меня по голове. – Дети – это радость! Нет большего счастья, чем деточки!

– Мама-мама! У него сопли! Дима пальцы ему в нос засунул, а там сопли! Сейчас Славик ему глаза проверяет! А то они текут! Мы в доктора играем! Лошадка немного болеет! Мам! А можно мы его с собой возьмем? А? Ну, мам! – как-то очень радостно доложили нам, снова убегая на кухню.

– Так, – возмутилась я, прорываясь через маму на кухню.

– Славик, Дима, Марина! Давайте, собирайтесь! Лошадку мы не берем! – быстро одевала деток тетя Зина, пока мама выкладывала мне на тумбочку завернутые в газету банки с огурчиками-помидорчиками. – Ничего не забыли? Ты где колготки испачкала?

– Мам! Она плачет! Лошадка плачет! Хочет, чтобы мы его забрали себе! Он будет у меня принцессой! – всхлипывала маленькая Марина, пока мама надевала ей на спину розовый ранец. – Пусть тетя Света нам его отдаст!

Рыдания «Хочу лошадку!» раздавались по всему подъезду вместе с убеждениями взрослых, что лошадку никто не отдаст, но они все удалялись, удалялись, пока не стихли. Я сглотнула, глядя на ножницы, брошенные на тумбочку, с которых свисали длинные волосы.