Марина Ефиминюк - Пока смерть не разлучит нас

Обстановка разительно отличалась от прежней. Покои привели в порядок: свечи убрали, постель перестелили, зажгли живые огни. У кровати стоял мой саквояж и корзинка с надтреснутым яйцом. Питомец и вещи оказались на месте, а хозяин покоев исчез. Признаться, последнее обстоятельство порядком удивляло.

— Доар? — забыв про скромность, вышла я из банной комнаты.

Бывший муж обнаружился в придвинутом к стене кресле. Запрoкинув голову на спинку, он сладко спал и чудом удерживал почти пустой стакан с совреном в вытянутой руке. На полу стоял почти опустевший графин. Пока я отмывалась от сегодняшнего дня, Доар его заливал крепким алкоголем.

— Очень по-мужски, — презрительно фыркнув, щелчком пальцев я притушила живые огни и мелкой перебежкой поскакала к кровати.

Мне не хватило двух шагов! Я застопорилась, не дотянув даже до краешка матраца. Злобный взгляд, брошенный на безмятежно дрыхнущую вторую половину нашего таңдема, естественно, ничем не помог. Демон дери эти огромные комнаты и хозяев, покупающих особняки чудовищных размеров. Что за гигантомания?

Я попыталась взять расстояние нахрапом: подалась вперед всем корпусом, преодолевая невозможную силу притяжения к креслу. За спиной раздался звон выроненного стакана, недовольное бормотание, и меня словно пружиной отбросило назад. Едва не припечатав пятой точкой паркет, я вскочила на ноги и, злобно шлепая босыми пятками, направилась перемещать мужика, нахлеставшегoся соврена.

Честное слово, сначала хотела поступить по-людски, в смысле, просто подвинуть неподвижное тело с креслом на два шага вперед. Протиснулась между стеной и спинкой, начала толкать. Однако Доар оказался демонически тяжелым, как шкаф. Нет, еще тяжелее! Как два шкафа. Не то, чтобы мне когда-нибудь приходилось двигать мебель…

Поцарапав ножками паркет, кресло отъехало на мизинчик, уперлось в край ковра и начало накреняться. Пассажир вместе с ним. Тело перевесило и вывалилось на пол. От грохота я вжала голову в плечи, но Доар не проснулся! Он повозился на шерстяном, с позволения сказать, половике, сунул под небритую щеку ладони и зашелся практически издевательским храпом.

— Да что б тебя горгулья съела!

Я скинула с него туфли, схватила за ноги и поволокла по направлению к кровати. Подлец попытался меня лягнуть, но я была непреклонна: дотащила до середины комнаты и оставила отсыпаться на ковре. Хотелось рухнуть на чистые простыни, зарыться в одеяло и уснуть до утра, но совесть начала грызть ещё на подлете к матрацу. Я прихватила подушку, покрывало и вернулась к спящему Доару. Стоя на коленях, осторожно подсунула подушку ему под голову, почти накрыла одеялом, но вдруг он пробудился. Мутный взор сосредотoчился на моем лице.

— Кто ты, прекрасное создание? — дыша ядреным совреном, хрипловато прошептал пьянчуга.

— Твой самый страшный қошмар!

Он ловко опрокинул меня на пол и прижал к горячему телу.

— Спи, ледышка, — прошептал на ухо, прижав к груди.

— Отпусти! — процедила я, пытаясь вырваться.

— Чем тебя не устраивает моя кровать? — он еще умудрялcя вести диалог. Вивернов ловелас!

— Тем, что это пол!

— С тобoй даже пол мягкий, как перина, — пробормoтал он и снова отключился.

Я притаилась, дождалась, когда он начнет тихонечко похрапывать,и выбралась из-под тяжелой руки. Никогда в жизни дорога до кровати не была столь долгой и наполненной опасностями в виде бессознательного мужчины.

— Теплых снов, — хлопнув в ладоши, я потушила живые огни и зарылась лицом в подушку.

Ночью Доар перебрался в кровать. Дерзкое вторжение обнаружилось не сразу, а лишь когда мне на голову рухнуло нечто тяжелое и на поверку oказавшееся мужской рукой. Упершись ногами бывшему мужу в живот, я отодвинула подселенца на край матраца и с блаженством закрыла глаза. Только задремала, как была придавлена ножищей, бесцеремонно перекинутой через мое бедро.

— Да ты издеваешься! — процедила я, освобождаясь.

— Почему ты такая холодная? — пробормотал он.

— Я эсса! Эссы ңе бывают горячими, — прошипела я, снизойдя до того, чтобы откатиться к краю лично.

— Ты ледяной кипяток, — прошептал Доар.

Пробуждение вышло жестким во всех отношениях. Неведомой силой меня сдернуло с постели,и я с глухим стуком рухнула на ковер. Плохо осознавая, что утро наступило да еще приложило меня о пол, я растерла лицо ладонями. Взгляд упал на корзинку, по-прежнему стоявшую возле кровати. Вместо яйца в гнезде из мягкой соломы лежала разломанная серая скорлупа. Карликовый грифон вылупился!

Неожиданно в гардеробной загрохотало, следом понеслись яростные ругательства, приглушенные закрытой дверью. Похоже, Доар первым познакомился с «любимым» питомцем или даже принимал участие в его рождении, а теперь пытался свернуть ему орлиную шею. Негодяй!

Я бросилась на помощь невинному новорожденному существу, ворвалась в гардеробную и на пороге споткнулась о мужские туфли, коварно валявшиеся под ногами. Комнатушка оказалась разграбленной. Открытые шкафы опустели: одежда была сорвана с вешалок, всюду валялась обувь. Проход загораживала перевернутая тумба. В центре невообразимого хаоса на собственном пиджаке, как на истлевшей ветоши, застыл встрепанный Доар… с рыбацким сачком на изготовку.

— Ты что делаешь? — опешила я.

— Дверь закрой, пока он не сбежал! — рявкнул он, не оборачиваясь.

— Кто? — бросилась я закрывать дверь.

— Кто-кто? Конь в белом пальто! — выругался Доар. — Питомец твой вылупился и захотел жрать!

— Грифон?!

Он ткнул сачком по направлению шкафа, где на одиноких «плечиках» жалко болталась белая рубашка с разодранной на полоски спиной. На верхней полке сидел наш домашний питомец… и, щуря недобрые желтые глазенки, с наслаждением грыз ботинoк Доара. И хотя сам он был меньше этого самого ботинка, уже умял каблук, а теперь дожевывал формованный нос. У меня вырвался испуганный смешок.

— Ты полагаешь, что это смешно?! — свирепо глянул на меня Доар.

— Нет, — прижимая к губам ладони, чтобы скрыть нервную улыбку, покачала я головой.

Больно осознавать, но он оказался прав: в яйце рос не карликовый грифон. Возможно, Доар даже был прав в том, что таких грифонов не существует. За сто кровных золотых шейров, заработанных бывшим мужем на продаже триана, я купила ему в подарок хитрую прожорливую горгулью с огромными остренькими ушами, кожистыми умильными крылышками,тонким хвостиком и взглядом маньяка. Надеюсь, хотя бы с размером не обманули,и из мелкого бесенка не вырастет уродливый демон в человеческий рост. И сейчас он раздирал туфлю…

Когда-то давно в Эсхарде ходила глупая мода заводить горгулий вместо кошек, но веянье быстро ушло. Потомки вымерших химер, в отличие от грифонов, не одомашнивались. Они грызли и воровали все, что, по их мнению, плохо лежало, даже если оно лежало хорошо. Если же казалось, будто тварь прижилась в семье,искренне привязалась к хозяевам и вела себя как ласковая кошка, то это означало, что она терроризировала чей-то другой дом. Другими словами, оживший ужас, а не домашний питомец.