Михаил Успенский - Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

— Не обижаться, — посоветовал Жихарь. — На дураков не обижаются.

— А разве вы… это самое?

— А как же, дуракам — счастье. Ведь богам тоже обидно, если кто-то умнее их. Старый Беломор мне так и сказал: посылал, мол, я в эту дорогу многих умников, только все они на пути стали задумываться — куда, зачем, почему. И все пропали. Соломон-то Что говорит? «В многой мудрости многая печаль». То-то он и шляется по свету вроде нас, да еще босиком…

— Да, к слову, — припомнил Яр–Тур. — Я все как-то не решался напрямик спросить у самого сэра Соломона, все же он пожилой человек и тем более царь, я боялся показаться неучтивым…

— Выкладывай, выкладывай, — сказал Жи–харь. — Передо мной-то чего крутить?

— Разумеется, я проникся к нему уважением, равно как и к сэру Китоврасу, но меня смущает одно обстоятельство. На первый взгляд это мелочь, недостойная внимания, но когда вдумаешься…

— Мечом ты шустрее орудуешь, — сказал Жихарь.

— Да я, сэр брат, попросту хочу обратить ваше внимание, что царь Соломон жил и царствовал еще в незапамятные времена — и вот мы с ним делим тяготы похода и пожинаем плоды гостеприимства. Не странно ли это? Да и кентавросов, по слухам, давным–давно истребил перебравший хмельного добрый сэр Геракл…

— Дерьма-то! — отмахнулся богатырь. — Вот еще нашел заботушку! Во–первых, для того мы с тобой и пошли в поход, чтобы всякому жить в свое время. Во–вторых, когда бы ни жил — лишь бы человек хороший был… Да ведь не покойники же они, не умруны: пьют, едят, смеются, спят. Ты, брат, живого мертвеца еще не видел?

— Вот эта самая рука, — помахал упомянутым членом Принц, — исторгла останки загробной жизни из четырех и более вурдалаков!

— Вот видишь! — нашелся Жихарь. — Значит, сам должен понимать. Они вообще долго живут. Соломон, тот, наверное, особую настойку принимает, да и нам не мешает освежиться…

Такое рассуждение Жихаря повергло Яр–Тура в растерянность, и он безо всяких выставил флягу.

Освежились как следует на ходу.

— А что, сэр брат, — оживился Яр–Тур. — О какой опасности предупреждал нас этот забавный здоровяк без штанов?

— Насчет лешего. У вас что, в лесах никого не водится?

— В лесах водится всякое, сэр Джихар, простолюдины ходят в чащу с большой опаской, но к лицу ли воителю остерегаться простой лесной нечисти? К тому же мы с ног до головы в железе.

— А хотя бы и в железе. Леший — начальник над всеми деревьями и зверями, без его разрешения в лес и заходить не стоит. Но мы идем себе по дороге, и ладно. Леший… Он перед зимой-то, знаешь, как бесится? Ой–ой!

— И на кого же он похож?

— Это трудно сказать. То он ростом с траву, то высотой с сосну, а обычно — простой мужичок, только кафтан у него запахнут на правую сторону и обутка обута наоборот. Глаза горят зеленым огнем. Встречному старается прикинуться человеком, но легко его разоблачить, когда глянешь через правое ухо коня.

Да мы, на беду, пешие…

— Вы боитесь его, сэр Джихар? — засмеялся Принц и погрозил богатырю пальцем. Лицо у Яр–Тура было все в красных пятнах.

«Пить-то не обучен», — вздохнул Жихарь, а вслух заорал:

— Кто? Это я-то? Лешего-то? Мохноногого? Боюсь?

— Похоже на то, сэр брат! — развел руками Принц.

— Вот как я его боюсь! — С этими боевыми словами Жихарь сошел на обочину и давай рубить мечом сосну. Так деревья не валят, и меч скоро завязился в стволе, еле вытащили вдвоем. — Вот как я его боюсь!

Будимир на шлеме предупреждающе затопал лапами.

— Ты тихо там сиди, пока везут! — прикрикнул Жихарь. — Много вас таких, любителей на голову сесть! Топором, конечно, сподручнее, — обратился он к Принцу. — Я к топору да лесу привык с малых лет, знаю все законы. Бывало, уйду на деляну — полдня пути, навалю стволов сто или больше и домой, в избушку к Коту и Дрозду. А топор, чтобы лишней тяжести не таскать, ка–ак кину вперед себя! Прихожу — он над дверью торчит…

— А вы не боялись, сэр Джихар, зарубить таким образом своих приятелей?

— Так они в избе под лавку забились, наперед знают, что старший братец возвращается…

— Удивительно, — сказал Яр–Тур. — Раньше вы утверждали, что эти Кот и Дрозд вас воспитали и взлелеяли…

— Так ведь в жизни-то всякое бывает! — не растерялся богатырь.

— Это верно, — вздохнул Принц. — Помнится, мне мой наставник тоже как-то велел натаскать побольше воды, так поверите ли, что самая обыкновенная метла при надлежащем заклинании…

Принц умолк, остановился и поднял что-то с обочины.

— Подкова, что ли? — обрадовался Жихарь. Яр–Тур протянул открытую ладонь. На ней лежал осколок зеленого стекла. Жихарь взял осколок и посмотрел на свет. Стекло было такое чистое и прозрачное, словно и не стекло, а смарагд.

— А вон еще, — указал Принц. — Должно быть, здесь проходил богатый обоз. Как вы думаете, это серебро?

Он поднял и показал богатырю тоненький сморщенный листочек, с виду и вправду серебристый.

Жихарь не поленился опуститься на четвереньки и внимательно оглядеть дорожную пыль.

— Чудной какой-то обоз, — сказал он. — Телеги-то, видно, волоком тащили — дорога не ископычена. А колеса, колеса!

Следы колес были шириной в добрую пядь, к тому же покрыты узором в елочку.

— А это что такое?

На сей раз в руке у Принца была белая палочка, мягкая, словно из бересты, обугленная с одного конца, набитая мелкой сухой травой с противным запахом.

— Ну, это волхвы жертвенный дым воскуряли! — определил Жихарь, а сам подумал: «Кабы так!» Он уже сообразил, что начали сбываться предостережения возможного шурина, но виду показывать не хотел, потому что вино внутри было очень крепкое и бесстрашное. — Выбрось эту дрянь, да пойдем себе дальше, — посоветовал он побратиму. — Или, может, боязно?

— Другому бы дорого стоили эти слова, — сказал Принц, выкинул странные находки и догнал богатыря. Они шагали плечом к плечу и вовсе не обращали внимания на то, что петух Будимир тревожно, по–орлиному клекочет…

Вокруг становилось все хуже и хуже. Вот уже и сосенки начали расти не как попало, а ровными рядами, и небо внезапно потемнело, из полуденного сделалось вечерним, и среди деревьев замелькали подозрительные по яркости огоньки.

«Посмотрим, кто первый повернет!» — подбадривал себя Жихарь и вдруг споткнулся — в ногу что-то пребольно кольнуло.

— Пожалел добрых сапог, старый сквалыга, — пожаловался Жихарь, остановился и подогнул ногу, чтобы посмотреть, велик ли обуви урон.

На него глянула босая ступня, а в руке остались истлевшие кожаные ошметки. Богатырь выпрямился. Стало как-то не по–хорошему легко и свежо.

Еще бы не свежо — голому-то! Да, стоял Жихарь нагишом и по колено в куче мусора, бывшей вот только что кольчугой, одеждой, сапогами, мечом, кистенем, припасами, самострелом. Будимир покинул непокрытую рыжую голову и слетел на дорогу с самым осуждающим видом. Своей боевой косы птица тоже лишилась.