Дэйв Макара - Попаданы

— Думаю, кое-кто — смог бы рассказать. — Тая внезапно шмыгнула носом. — Мне кажется, что Плат был на вашей планете. По крайней мере, в системе — точно!

— Точно! — Жанна завертелась, как ужаленная. — Его соседка, Светлана!

Обе женщины замерли, вспоминая произошедшее…

Двери баньки мужественно сопротивлялись адмиралу Лиэла целых полчаса, пока до Жанны не дошло, что есть окно и оно открывается изнутри — наружу.

На улице они оказались одновременно — Жанна через окно, Тая через выломанную дверь.

Дом Плата встретил их темнотой на первом этаже и горящим ночником — на втором, в спальне с приоткрытой дверью.

Обе женщины горели святой местью, но вот в том, что мужчина не смылся, уверенности не было.

Даже невзирая на все восторги Таи, Жанна свято верила, что прыгливей зайца, чем мужчина — на свете просто зверя нет!

Вообще-то, он ей понравился. Понравился ещё на Земле — своей усталостью, зелёными глазами в ободке из полопавшихся сосудов, громким и отчетливым голосом, завораживающим своей правильностью, четкостью дикции и нотками, за которыми хотелось бежать на край света, лишь бы они продолжали звучать…

И вот теперь — снова он.

— А ты что здесь делаешь?! — Возмущенный вопль госпожи адмирала, казалось приподнял крышу дома, раскрутил её против часовой стрелки и вернул обратно, заставив дрогнуть стены. — Ты кто такая?!

Молоденькая девушка с зелёными, заспанными глазами, копной светлых спутанных волос, потянулась как довольная кошка и зевнула!

Застав девицу в постели человека, которого считала своим, нашанна начала свирепеть.

Жанна мысленно попрощалась с дурочкой, покрытой свежими царапинами по всему телу.

— Я Тебя спрашиваю! — Рык Таи вновь приподнял крышу.

— Сплю. — Откровенность девушки едва не стоила ей жизни.

Нашанна, с тихим "р-р-р-р-р-р", сделала шаг в сторону постели, расстегивая рукава, готовясь примерно наказать наглую соплячку.

— Это гостевая спальня. — Девушка хитро улыбнулась. — А я — соседка!

Тая выпустила набранный воздух, наглядно демонстрируя, что носорог — страшное животное!

Повернувшись, Тая вылетела за дверь, под тихий и наглый смешок хрупкой, малолетней девушки, только что выигравшей этот поединок. Будь нашанна не так зла — девушка бы не выжила: зелёные пятна и несколько кусочков лейкопластыря, были в таких местах, куда сама не приклеишь и не намажешь, какой бы ты молодой и гибкой не была!

Посмеиваясь себе под нос, Жанна подняла вверх большой палец, давая понять, что Светлана оставила поле боя за собой.

Может быть, будь она сама менее взвинчена, до неё бы дошло ещё тогда…

Зеленые пятна, не могли быть ничем иным, кроме обычной зеленки, о существовании которой, на Матушке, ходили просто невероятные легенды…

По причине отсутствия зелёнки — вообще!

Вернувшись на "Возрождение", обе разошлись по своим каютам и впервые заговорили друг с другом, только сейчас, спустя сутки.

— Зашибись. — Терехов долго и от души хохотал. — Единственный, кто мог бы хоть что-то рассказать — пропал благодаря тем, кто хотел хоть что-то сделать! Вот и не верь в "добрые намерения", после этого! Знаете, пойду-ка я отсюда… Пока тоже не пропал!

Разведчик хоть и делал вид что ему смешно, на самом дела находился в том самом состоянии, когда разбитое в кровь лицо противника кажется таким милым, что хочется бить, бить и бить, пока черты не размажутся в посмертную маску или вязкое месиво, с осколками костей, торчащими зубами и предсмертным хрипом, радующим и веселящим душу победителя!

Две этих "красавицы" совершили открытия, которые бы очень хотелось закрыть.

Выйдя из кабинета, Григорий Тарасович прошёл мимо сладко спящего на собственных руках, секретаря, тихонько притворил за собой дверь и пошёл по коридору в сторону широкой лестницы.

"Президентский дворец", по устоявшейся привычке продолжали называть "Белым домом", хотя всё и шло к тому, что уже в следующем году, вместо "всеобщих и демократичных" будет коронация. Будет ли это царство или королевство — ещё предстояло решить, но демократии больше не будет. Хватит. Наголосовались. Даже Кахонка, набитая дура и феминистка, каких поискать, после замужества долго не отсвечивала, прячась за спиной супруга и набираясь ума, пришла к такому же выводу.

Жаль только, что придётся перестраивать резиденцию президента: для Императора она маловата!

Выйдя из здания и перейдя на противоположную сторону улицы, Терехов полюбовался красивым, основательным и одновременно — воздушным, без излишеств, строением.

Друиды вложили в него столько сил, труда и любви, что изменять хоть что-то казалось кощунством.

Четыре этажа, башенки по углам и колонны, поддерживающие балкон.

Никаких излишеств, а — тепло и душевно!

Когда Мил задумался о столице, даже сомнений не было, какой именно из городов ею станет.

Пятый.

Последний из построенных первой сотней, и единственный, с уникальной архитектурой административных зданий, ушедших от канонов земного строительства.

Ещё пять лет назад шёл спор — расширять город или делать его сугубо "чиновничьим".

Теперь, скорее всего он станет Императорским поместьем.

И тут Терехов расхохотался, представив себя, как на коронацию прибывают приглашенные гости, в числе которых — и с Земли — тоже!

"Ведь, вздёрнутся же, от зависти!" — Григорий Тарасович хлопнул себя по бедру от избытка чувств.

Четыре длинных аллеи веером расходились от здания, выводя на изогнувшийся тугим луком, берег реки. Пешеходная зона, место для прогулок, рекреационные зоны и терренкур — всё для чиновника, всё для спокойного и вдумчивого принятия решений.

Разведчику, шагающему сейчас по набережной, уже сейчас виделось, как по этим дорожкам, аллеям, тропинкам, будут ходить государственные мужи.

И стало мерзко на душе, ведь там, где власть — там гниль.

Спустившись к воде, Терехов разулся и усевшись на тёплый камень, опустил ноги в воду, наслаждаясь и впитывая каждой клеточкой своего тела, силу воды, жар светила и свежесть воздуха.

Первая сотня разумных, задала тон всему, что происходит на планете.

Построенные города, принятые в спешке решения, горячая жажда жить, творить…

Семена, посеянные этой сотней, дали самые обильные всходы, с легкостью задушив слабые попытки вернуть всё на любимую колею.

Григорий Тарасович, сам не великий любитель классиков, любил повторять вычитанную в юности фразу господина Чехова: "понятия путаются у несвободного".

Может быть, за давностью лет фраза уже подзабылась и звучала изначально совершенно иначе, тем не менее, её основной смысл оставался понятен и теперь, видя своими глазами разницу в свободе и несвободе, разведчик радовался.