Александр Воронцов - Здравствуйте, я Ваша Смерть! (пьеса)

Бог. — Вот-вот. А в 20-м веке великих композиторов практически нет. Разве что джазовые музыканты, тот же Майлз Дэвис… Или в России Рыбников, Таревердиев… А вот мне еще нравится этот, как его — Ян Тирсен, прелестная музыка (напевает «Амели»)…

Звучит музыка Yann Tiersen — J'y Suis Jamais Alle.

Смерть— И что теперь?

Бог. — А теперь вот очередной гений должен уйти… И я, Всемогущий Господь ничего не могу с этим поделать, ибо я свои законы нарушать не могу. Разве что немного отсрочить.

Смерть— Пойду, почитаю что наш Писатель написал.

Бог. — Да уж, читай-читай, просвещайся.

Смерть— Куда уж больше, Господи? (уходит).

Бог. — Нет пределу совершенства! (самому себе и зрителям).

А есть ли вообще оно, это совершенство?

Музыка: Carol of the Bells — Steven Sharp Nelson

Офис Божественных Дел.

Ангел Смерти отчитывает Ангела Жизни.

— Давай, докладывай. В двух словах.

— Жив. Ходит на работу. На что-то надеется.

— На что?

— Трудно сказать. Два раза я показывал ему счастливый сон — не видит. Говорит, что устает на работе.

— А что на работе?

— Да как у всех. Начальство. Суета. Курилка. Слухи.

— Начальство суровое?

— Да начальство как начальство. Такое же как везде. Боится он его почему-то…

— Страхи отгонял?

— Само собой. Еще по дороге к офису. Крыльями размахивал над головой. Облака даже разгонял. Пришлось крылом по уху съездить, чтобы солнышко заметил.

— И как?

— Да никак. «Извините» и дальше в свои мысли.

— А после работы?

— Магазины. Телевизор. Помыть посуду. Интернет. Сон.

— Телевизор ломал?

— Конечно. Новый купил зачем-то…

— Интернет отключал?

— Пять дней подряд. Он просто стал торчать на работе. До позднего вечера. У них так можно.

— Так. А выходные?

— Сон до обеда. Уборка квартиры. Вечером — друзья, бестолковые разговоры, водка. Домой за полночь. Утром с головной болью под одеяло. Или к телевизору. Или к компьютеру.

— А она?

— Совсем близко. Через три дома. В один и тот же супермаркет за продуктами ходят.

— В очереди сталкивал?

— Все как положено. И сверх инструкции — на автобусной остановке, в праздники.

— Линии судьбы проверял?

— Да, совмещаются! В том-то и дело… Это такой город… Такой образ жизни… Ну не могу я больше! Невыполнимое задание!

— Разговорчики! Где твой список сильнодействующих средств?

— Вот он. Грипп с температурой и бредом. Вывих, перелом. Автомобильная авария. Банкротство. Пожар. Беспорядки на улицах. Финансовый кризис. Гражданская война…

— Достаточно. Во имя Любви на крайние меры разрешение считай уже полученным. В нашей… точнее, уже теперь в Вашей конторе это всегда поощрялось. Только выбирай что-то одно. Выполняй!

— Есть выполнять!

Музыка: «Високосный год», «Приносящий удачу». Микшер с начала монтаж 0.52 до 1.32

Путь офисного работника — смерть!

Звучит музыка Б.Г. «Меня зовут Смерть» — до 1-00, потом микшер.

Писатель (пишет книгу):

Я однажды ехал в маршрутке и вдруг, посмотрев на окружающих меня людей, понял — а ведь они уже умерли!.. Люди стояли, сидели, у некоторых глаза были закрыты, что усиливало впечатление, но у тех, кто глаза не закрывал, лица были все так же мертвы. Мертвыми были в первую очередь глаза — в них не было жизни, не было мысли, не было ничего. Они были пусты. Они ничего не выражали. Лишь у некоторых в их глазах можно было прочитать какую-то вселенскую тоску — такой взгляд бывает у неизлечимо больных людей, которые знают, что их смерть вот-вот придет за ними…

Было как-то жутко и одновременно интересно смотреть на них, так интересно бывает на кладбище, когда ходишь среди могил, смотришь на фотографии умерших, на даты их рождения и смерти, представляешь себе, какими они были, как жили… лично меня кладбище всегда притягивали: могилы могли рассказать наблюдательному человеку — а я был с детства наблюдательным мальчиком — они могли рассказать массу интересных историй.

Так же мне было интересно посещать анатомический музей, разглядывать скелеты, мумии, бывшие когда-то людьми, я смотрел на органы в банках с формалином, рассматривал сердца, почки, легкие, которые раньше наполняли своих владельцев жизнью, и думал о том, как, наверное, на том свете этим людям не хватает из сердец, легких или почек. Ведь, наверное, где-то в загробном мире или в каком-то потустороннем обществе умершие ведь какое-то время находятся? Каково им там знать, что их сердца или почки находятся здесь, в этом музее и их разглядывает какой-то мальчик?

И вот это все я вдруг вспомнил, когда однажды ехал на работу в офис на маршрутке, наполненной таким же офисным планктоном, каким я на тот момент и сам являлся. Я ехал в офис на нелюбимую работу, к ненавидимому мной начальнику, к презираемым мною коллегам и с ощущением, что вызываю у них точно такие же чувства.

Вы знаете, что такое чувствовать себя полным дерьмом?

Именно с таким ощущением иногда просыпаешься после какой-то сильной пьянки.

Сначала запах дерьма… потом приходит понимание, что это запах из твоего рта, а уж потом — как раз вот это ощущение.

На работе оно приходило ко мне постоянно.

И еще ощущение, что жизнь моя заканчивается, как только я переступаю порог своего офиса. На 8 часов, а иногда и больше я умираю, становлюсь неким зомби, тело мое выполняет какие-то абсолютно несвойственные мне функции лишь для того, чтобы в итоге поддержать в нем жизнь! То есть, некий парадокс — каждый день я умираю ради того, чтобы продолжать жить!

И тогда я понял: жизнь офисного работника — это непрерывная смерть!

В этом было что-то такое самурайское, ведь путь самурая — это тоже смерть! Самурай тоже живет ради своего хозяина, в любой момент готового отправить своего вассала на убой. И на самом деле никакие это были не дворяне — самураи были бедными беглыми крестьянами или простыми солдатами, служившими за еду. Самурай в переводе с японского означает «человек, который служит».

Вот и я — человек, который служит практически за еду. И еще за аренду своей крохотной гостинки. Вот только ничего героического в этом не было. Каждый день ходить на нелюбимую работу и каждый день умирать там — какое же это геройство? Смерть без цели, смерть ради того, чтобы прожить еще один день и завтра снова умереть. И так без конца…

И я понял, что если есть на свете ад — то это такой же офис, такие же ненавидимые и презираемые друг другом начальник и подчиненные и такая же бесконечная медленная смерть, которая никогда не начнется и никогда не закончится.