Дмитрий Зимин - Полуостров сокровищ

Покраснев, я ковырнула носком сапожка асфальт:

— О, товарищ майор, вы столько обещаете… — а потом отскочила на безопасное расстояние и показала язык. — Черта с два вы меня превратите! Пыльцы-то не в одном глазу… А продавать её теперь запретили, так что хренушки.

Лумумба хитро прищурился.

— Ты в этом абсолютно уверена?

— По глазам вижу.

Вытянув шею, и став похожим на седого удава, Лумумба приблизил свою голову к моей, заглянул в глаза и плотоядно улыбнулся, облизав губы раздвоенным языком.

Я сглотнула сухим горлом.

— Ладно, прощаю на первый раз, — став прежним, он подмигнул.

— А в запой уходить больше не будете?

— Постараюсь.

— Тогда я вас тоже прощаю.

— Премного благодарен, — с совершенно серьезным лицом поклонился наставник. — Век воли не видать. По гроб жизни…

— Да поняла я уже, поняла.

— Где Гамаюн? — как ни в чем ни бывало спросил он, бодро вбегая в сени.

— На печи дрыхнет, без задних лапок. Заржавела уже от лени.

— Ничего. Сейчас мы её разбудим. Гамаюша! Ко мне! — распахнув дверь в нашу комнату, Лумумба застыл на пороге, победительно оглядывая плацдарм.

Птица, заслышав голос хозяина, осторожно выглянула из-за вьюшки. Затем бочком вышла, встопорщила перья — послышался тихий железный шорох, — и только после этого неуклюже спорхнула на стол.

Кот уже разводил пары под самоваром.

— Чего изволите, хозяин? — как-то невесело спросила птица.

— А найди-ка ты мне Ивана-молодца! — распорядился наставник, усаживаясь к столу. — Где он, что делает…

— Не могу знать, хозяин. Не вижу я его.

Лумумба отставил только что наполненный чаем стакан.

— То есть как не видишь? Ослепла?

— Вы же знаете, хозяин: я только живых зрить способная.

До меня не сразу дошел смысл сказанного. А когда дошел…

— Что ты несешь, железяка ржавая?

Схватив ворону за жесткую сегментированную шею, я принялась её душить. Гамаюн не сопротивлялась. Как тряпочка, провисла она в моих руках, раскинув крылья, и только горько, закатывая глазки, вздыхала.

— Отставить экзекуцию! — гаркнул Лумумба, отнимая у меня птицу и пристраивая её обратно на стол. — Гамаюша, вдруг я чего не понял: где Иван? — попросил он так ласково, что у меня мурашки по всему телу забегали.

— Я не вижу его среди живых. А это значит, что он…

— Не каркай, — поднял руку бвана. — Не надо делать поспешных выводов. Иван — мой ученик. А я, как ты знаешь…

— Унган, Великий и Ужасный, — покорно кивнула Гамаюн. — Но и вы, хозяин, должны помнить, что мои глаза открыты день и ночь, и видят всё, что творится на белом свете, если я чего не вижу, значит этого больше…

— Клюв скотчем замотаю, — флегматично предупредил Лумумба. Птица захлопнулась. — То, что ты его не видишь, ничего не значит. Я верю в своего ученика.

— Кто-то недавно говорил, что вера — это катахреза, — съехидничала ворона.

— Вера вере рознь, — отрезал наставник.

В ушах было ватно и глухо. Ноги дрожали. Если я правильно всё понимаю, Ванька… Стоп. Фигушки. Я тоже верю. Даже мысли не буду допускать, что он…

По лесам, по полянам, дружат Марья с Иваном… Тут любовь без обмана…

Без дружка, без Ивана, жить и Марья не станет, а зачахнет, завянет…

Я помотала головой, чтобы вытряхнуть из ушей назойливый голос. Свой собственный, между прочим.

— Извините, господин начальник. Не объясните ли насчет веры?

— Вот ты, падаван… — он отхлебнул черного, тягучего, как кофе чаю, и зажмурился. — Ты веришь в чудеса?

— Конечно верю, — я даже удивилась. — Потому что сама неоднократно становилась свидетельницей, и даже объектом…

— А зря. На самом деле, чудес на свете не бывает.

— Как вы можете так говорить? Вы же маг.

— Магия — это всего лишь продукт человеческой воли, усиленной наркотическим стимулятором. Верить надо в факты.

И тут до меня кое-что дошло. Вцепившись в раскаленный стакан и крепко зажмурившись, я выпалила:

— Вы не верите, что Ольга невиновна! Вы и бухали, потому что убедили себя в том, что ваша бывшая — убийца!

Повисла тишина. Только старинные бабкины ходики на стене негромко, но отчетливо, выплевывали бисеринки секунд. Вокруг лица воздух сгустился и стал горячим, я не выдержала и приоткрыла один глаз. От кота над столом торчали одни уши. Ворона, схоронившись за самоваром, подавала безмолвные знаки: беги, мол, спасайся…

Лумумба, в первый миг показавшийся спокойным и собранным, гнул взглядом ложки. Когда очередная, покорная его воле, сгибалась буквой «зю», он откладывал её на скатерть и брался за следующую. После шестой посмотрел на меня и спросил:

— И откуда ты взялась, такая умная?

— А что, не правда?

Наставник вздохнул и отвернулся. Кот вылез из-под стола, ворона, выкатившись из-за самовара, принялась чистить клюв. Я поняла, что пронесло.

— У меня нет доказательств, — не поворачиваясь, угрюмо сказал наставник. — А на суде, как ты понимаешь…

— Ванька отправился на тот берег за духом Игоря, — напомнила я.

— Духа к присяге не призовешь.

— Да какая разница? Если Игорь сам, при всем честном народе, скажет, кто его убил… Помните, как вы допрашивали Ядвигу Карловну?

— Дух — это не зомби. Как ученица угнана, ты должна знать разницу.

— Да как я могу что-то узнать, если вы мне ничего не говорите? Ваньки нет, вы в бане штаны просиживаете, ворона на печи ржавеет… А мне что остается?

Вздохнув, Лумумба поднялся и потянулся за плащом.

— Вы куда? — спросили мы хором с Гамаюн и котом.

— Как куда, а Душегуб? Хотела расследование вести? Идем, младший падаван, буду учить тебя уму-разуму…

Не помня себя от радости, я вскочила. Наконец-то! Наконец-то мы собираемся что-то делать! Ура!!!

Уже возле калитки нас догнал взъерошенный кот. Шаркнув лапкой, он протянул небольшой узелок, связанный из косынки в мелкий красный горошек.

— Вот, извольте. Хозяйка кланяется, просит передать: всё исполнено, как велели…

Выйдя за калитку, Лумумба развязал узелок. Я думала, там какие-нибудь ватрушки или сухари на худой конец — позавтракать-то так и не успели, но это оказалась ромашка. Крупная, с желтой бархатной серединкой и почему-то разноцветными лепестками.

— Цветик — Семицветик, — удовлетворенно кивнул Базиль, осторожно вынимая ромашку из узелка. — Спасибо Арине Родионовне, постаралась голубушка…

— Это как в детской книжке, да? — спросила я. — Шесть глупых желаний, а седьмое — чтобы отменить всё, что натворили первые? — не внушал мне доверия этот лукавый цветочек. Уж больно хитёр на вид.

— Не совсем, — не обиделся моему недоверию наставник, рассматривая сквозь лепестки, как сквозь стеклышки, солнечные лучи. Он поворачивал цветок по кругу, как зонтик, и зеленые, желтые и синие блики плясали в еще не просохших лужах. — Он конечно выполняет желания, но не те, что ты произносишь вслух. Хороший Цветик угадывает, в чем ты по-настоящему нуждаешься. А получишь это или нет — зависит только от тебя…