Николай Ободников - Viva Америка

Трутни неуверенно затоптались и с отвращением посмотрели на стронгилодон.

— А мыш-ш-шки-то де-е-ействительно ба-а-алдеют от эт-того! — с укором поддел меня двойник.

— Хрен ты угадало, чудище заморское! — прохрипел я. — Неожиданно, да? А как вам это?! — И я упрямо поднял дрожащей рукой стронгилодон над головой.

Трутни недовольно отступили, и в ту же секунду меня скрутил рвотный спазм.

«Что там Бен говорил про эту рассаду? Что от нее можно умереть? Или что от нее можно умереть чуть попозже? — Я закрыл глаза и проглотил болтавшиеся во рту кусочки стронгилодона. — Ну, стальной желудок, терпи! В туалете потом сочтемся!..»

Трутни несколько раз грустно выдохнули через жабры и оставили меня в покое. Я обессиленно упал на спину и посмотрел слезящимися глазами на пролетавших разноцветных птичек.

— К-куда делись? — хрипло крикнул я и еще раз помахал стронгилодоном. — Смекалки богатырской не выдержали? Ох… Или вас просто от… от духа русского воротит? Черт… Что-то и меня воротит тоже… Господи, Бен!

Я собрался с силами и пополз в сторону Бена, которого я почти не видел из-за тел мирно спавших туристов. Перелезая через них, я случайно коснулся груди одной из молодых туристок. Туристка смущенно улыбнулась сквозь сон.

— Да-да, приятность была обоюдной, — бросил я ей и кое-как встал.

Убедившись, что трутней нигде не было, я поспешил к Бену. Разлом на его шее был похож на кровавый холмик, оставленный кротом-садистом с тяжелым детством. Я зачем-то заглянул в рану Бена и с трепетом увидел, что его позвонок был чем-то пробит и обожжен — словно обмакнутой в кислоту огромной иглой.

— Надеюсь, ты был мертв до того, как эти твари с тобой это сделали, — с дрожью прошептал я и, швырнув стронгилодон в джип, стал затаскивать в него Бена. — Отсюда надо убираться. Фух… Тут я тебя не оставлю!.. Сейчас… сейчас только сядем и…

Неожиданно за моей спиной что-то взревело — это был бушующий огонь, охватывавший часовенку. В голубое небо повалили клубы черного дыма. Рядом с полыхавшей часовенкой важно прохаживались трутни. При этом мандибулы их складывались обратно, глаза яснели и втягивались, а жабры на щеках клейко сглаживались.

— Ох-х-хренеть! — прошептал я и торопливо схватил стронгилодон. — Идите же! — в запале крикнул я трутням. — Сейчас я вам этим кустиком по губам-то настучу!

Однако трутни торопливо вернулись в микроавтобус, сели в него и, раздавив несколько кустов и ногу одному из туристов, уехали. Я быстро достал смартфон, судорожно нашел в нём телефон полиции Легаспи и набрал его.

— Вы позвонили по телефону экстренной службы города Легаспи, — раздался из телефона приятный женский голос. — На текущий момент на линии ведутся технические работы. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала.

— Нр-р-р!.. Да разве так бывает, а?! — несдержанно заорал я. — Только беспорядочных телефонных связей мне еще не хватало!.. — Я угрюмо взглянул на вулкан, ожидая начала записи. — Кури, курилка… Ага, а вот и гудок. Ам… Э… Возле развалин Сагзавы произошло нападение каких-то тварей, которые… которые маскируются под людей! Господи, что я несу! — И я треснувшим голосом добавил: — Убит… убит мой дядя… Вы слышите?! Бена… убили… Бен…

Внезапно я почувствовал, что мое дыхание стало тяжелым и сипящим, словно кто-то насовал мне в горло резаных пробок из-под вина.

— А вот и цветок дает о себе знать, — просипел я и зачем-то поцарапал шею. — Надо бы… кхе-кхе… дождаться… помощи… — Я отключил смартфон и безуспешно попытался сделать глубокий вдох. — Похоже, дело — табак [7] Из профессионального сленга волжских бурлаков. Так обозначают безвыходные ситуации — такие, как, например, кораблекрушение или отсутствие мелочи на кассе. . Зараза! Надо… хах… ехать.

Я завел машину и на полной скорости отправился в сторону Легаспи. С каждой секундой мне становилось все хуже.

Спустя пару минут гонки по ухабам в небе показались три вертолета без опознавательных знаков. Я резко затормозил, стянул с себя рубашку и стал безудержно ею размахивать, силясь привлечь к себе внимание. Однако вертолеты безучастно пролетели мимо. Оказавшись над развалинами Сагзавы, они начали что-то распылять.

Распыляемое вещество вспыхнуло, и из развалин поднялась оранжево-огненная корона пожара. Донеслись хлопки лопавшейся от жара каменной кладки и треск гибнущих кустарников.

— Что они творят?! — заторможенно ужаснулся я и неуклюже забросил рубашку на плечо. — Это же территория национального заповедника, а в самих развалинах — люди! Надо валить отсюда ко всем чертям, пока и меня с Беном не спалили! Огненное погребение… и… мороженное… Да что со мной?

Тут я с недоумением обнаружил, что по какой-то причине не мог положить руки на руль. Я попытался почесать подбородок, но мои пальцы вместо этого просто прошли сквозь него. А еще через секунду я ударился головой об дверцу джипа и потерял сознание.

— Говорю вам, это были какие-то монстры ! — убежденно воскликнул я, начиная терять терпение. — Я словно… словно в ужастике про чупакабр оказался! А вы тут это ! — И я брезгливо потряс протоколом допроса.

Сидевший передо мной капитан полиции Легаспи — смуглый и сухощавый мужчина по имени Бальтасар — вежливо улыбнулся и аккуратно забрал у меня протокол.

Где-то два часа назад меня и мертвого Бена нашел поисковый отряд. Мне сразу же оказали медицинскую помощь, а Бена отправили в местный морг. В себя я пришел уже в машине «скорой помощи», направлявшейся в больницу. Так как чувствовал я себя вполне сносно, сопровождавший меня Бальтасар немедленно забрал меня в участок. После этого я красочно и сумбурно описал всё случившееся, терпя духоту замкнутого кабинета для допросов и противный скрип потолочного вентилятора. Жара была невыносимой.

— Чупакабра — означает «сосущий коз», — тактично пояснил Бальтасар. — Хотя в данном случае терминология значения не имеет.

— Мы и были козами для этих тварей! — Я нервозно подул себе под рубашку, пытаясь охладить тело. — Только Бена не пососали и не подоили — его убили , разрази вас гром до развилки [8] Если человека ткнуть в лоб пальцем, а затем повести им вниз, то рано или поздно палец дойдет до «развилки», где придется выбирать дальнейшее направление движения — левую или правую ногу. И еще кое-что: на «развилке» задерживаться нельзя — не так поймут! !

— Мистер… — начал было Бальтасар и беспомощно вгляделся в протокол.

— …Ржа-ной, — членораздельно напомнил я, раздраженно откидываясь на спинку стула. — У вас же записано!

— Мистер Ржа… Ржа… — И Бальтасар смущенно посмотрел на меня.