Мобснабсбыт Ухорезов - Крестопереносец [СИ]

Как ни медленно ехали дружинники, берегущие здоровье десятника, но все же, они были конные. И пеший рыцарь сопровождающий даму постоянно отставал. Пендаль же, вообще, шел держась шагах в десяти позади барона, почти не смотря под ноги, а восхищенно разглядывая попеременно то жердь, то шкуру. Из-за чего время от времени падал.

День уже давно занялся, весело светило солнышко, щебетала мелкая птичья сволочь, а рыцарь учил княжну говорить по-русски. Почему по-русски? Потому что между франкским или английским и польским гораздо более глубокая пропасть. Не говоря уже о китайском.

Кроме того, по Руси она бродила уже давно, и кое чего понахваталась.

Успехи княжны поражали, и Константин почти перестал думать о довольно непростой дилемме. С одной стороны, разговаривать со своей дамой время от времени полагается. С другой, он, как истинный рыцарь не мог допустить чтобы Дымов, пусть и из благих соображений, совершил рукоприкладство по отношению к Данунашке. После этого, по всем правилам, полагается убить наглеца, а посадник рыцарю нравился. Да и что-то говорило барону, что нет у него шансов против этого весельчака. Нет, рыцарь не боялся. Просто не хотел портить зарождающуюся дружбу дуэлью до смерти. Обычно, после такого даже самой крепкой привязанности наступают кранты.

Шли они неспешно, и тот путь, который ночью занял у Константина минут пятнадцать грозил растянуться часа на три-четыре.

Примерно на середине пути они увидели сидящую у обочины, грязноватую старушку. В это время, княжна обучалась правильному произношению, с точки зрения франка Полбу, русского звука «я».

Дружинники, ведущие на поводу лошадь окончательно ослабевшего десятника, ушли уже далеко вперед. Старушка, опершись на собранную ранее вязанку хвороста с кряхтением поднялась, и в пояс поклонилась Константину.

— Здоровья тебе и всяческих побед, богатырь… кхе-кхе… И тебе красавица… кхе… радости. Помогите бедной женщине, чем не жалко, кхе-кхе… — согнуться-то, она согнулась, а вот разогнуться уже не смогла. Так и стояла, поскрипывая и постанывая.

Рыцарь задумался. Что-то было не так с этой бабкой.

И почему просит она не ради Христа, как всем официальным нищим положено?

В этот момент, княжна подбежала к уже начинающей плакать старушке и положив ей руки на виски нежно зашептала на смеси польского и русского. Ногти слегка засветились, и бабка стала выглядеть намного лучше. А вот Данунашка, напротив, слегка покачнулась и побледнела.

— Будь здрава, дитя, — сказала бабулька. — Давно уже так хорошо старой бабе Гуле не было… Доброе у тебя сердце.

Девушка через силу улыбнулась и кивнула.

— Хороша твоя подруга, богатырь, — старушка, после прикосновения княжны переставшая кашлять и кряхтеть пристально всмотрелась сначала в глаза рыцаря потом в очи княжны. — Помогла бабушке… Не за ради корысти, и не для удачи, и не во имя души спасения… И даже без просьбы… А ты… Вот ты, богатырь, сможешь чем помочь, али будем считать дивчина твоя справилась?

— Он йесть борзой! — попыталась помочь княжна. — Сильнохрабрый! Одваженный! Правдивый… то йесть… настоящий межчижна!

— Ах, вот оно как… — пробормотала бабка, не отводя взгляда от чела пани Рошек.

Старуха коснулась своей лапкой белоснежной ручки княжны, и та будто застыла на середине фразы.

— У меня нет ни денег, ни еды, добрая женщина, — проговорил еще не понявший, что произошло рыцарь. — Если хочешь, я могу сопроводить тебя до твоего пристанища. А слуга мой донесет твою вязанку.

— И на том спасибо, добрый молодец. Гуля сказала… Избушка моя недалече, вон за той горкой лесок, да там чуток наискосок… Гуля сказала… Да ты можешь и не утруждаться отпусти со мной свою подругу, хвороста немного, такая молодая сильная девушка легко справится… Гуля сказала! А ты ступай, жди ее у погоста. Гуля сказала!!! Вы же туда путь держите? ГУЛЯ СКАЗАЛА! Она поможет, да прибежит сразу… ГУЛЯ СКАЗАЛА!!! Ох, я б была моложе лет на триста, тоже к такому молодцу прибежала. Ух, прибежала бы! Хи-хи-хи… И слугу своего забирай! ГУЛЯЯЯ СКАЗААААЛАААА!!!

Ноги сами понесли Константина по дороге, хоть он и не хотел оставлять свою даму сердца в одиночестве. За ним, вприпрыжку бежал Пендаль, с абсолютно ничего не выражающими, пустыми глазами. Но все еще любовно прижимающий к груди дрын и шкуру.

Каждая фраза старухи, и особенно, это самое «Гуля сказала!», будто раскаленным гвоздем жгла разум барона. Он даже помыслить не мог ослушаться. И вдруг, когда он сделал уже не менее трех дюжин шагов…

— А-ми-ми-ми-миииииииинь!

Колобок катался вокруг бабки, а та, сучковатой клюкой пыталась его пришибить. Но, толи возраст сказывался, толи атмосферное давление на бабкину гипертонию повлияло, но юркий шарик ловко уворачивался от града сыплющихся на него ударов и не переставал истошно орать.

Колдунья, понял догадливый крестоносец, ведьма! И с громким воплем «Аве Мария!!!» бросился назад, обнажая на ходу меч.

Наконец, бабка, наверное, случайно, попала по колобку, и тот, будто мячик отскочив от клюки с громким «Мииииииииииииии!!!» улетел в кусты.

— Дьявол тебя побери! — вскрикнула старуха, увидев бегущего к ней решительно настроенного рыцаря. В одно мгновение она перекинула безвольное тело Данунашки через вязанку. Молодцевато взбрыкнув ногами, уселась верхом и совсем не по старушечьи свистнула в два пальца.

И вязанка ПОЛЕТЕЛА! Подпрыгнувший с разбегу Константин не дотянулся до нижнего края всего на половину ладони… И это было в двойне обидно. Стал озираться, ища, чем бы подбить летающую бабку….

Из кустов, обиженно мимимикая вылез колобок, и барон придумал.

— МИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!!!!!!!

Попал.

Ну, не в саму бабку, а в вязанку.

Колобок, хоть и голова, но не боеголовка повышенной мощности, а потому «Бууубууум!» не произошло. Вязанка лишь немного сбилась с курса, старуха громко выматерилась, заново ловя горизонт. И на крейсерской скорости примерно тридцать пять километров в час полетела дальше. Унося теперь вместе с княжной, и уцепившегося ладошкой за хворостину колобка.

Возвращать дружинников было некогда, и Константин побежал. Следом за ним, как мог, спешил тоже пришедший в себя Пажопье.

Слава Господу, вязанка летела не по прямой, и не очень высоко, метрах в шести-семи над землей. А, следовательно, ей приходилось огибать высокие деревья и холмы. Пару раз на их пути встречались ручьи, и тогда бабка резко меняла курс. Видно, не могла пересечь текущей воды.

Кроме того, болтающийся сзади, истошно верещащий колобок, вероятно, нарушал скрупулёзно просчитанную, хрупкую аэродинамику вязанки. И ее постоянно болтало из стороны в сторону.