Мобснабсбыт Ухорезов - Крестопереносец [СИ]

Константин и Ставросий, молчали и недовольства не выказывали. Почему недовольство должно было иметь место? Так ведь, чтобы дотянуться до решетки толстячку приходилось попеременно сидеть на плечах, то у одного, то у второго.

Спустя несколько часов, один из прутов решетки поддался и со скрежетом вышел из паза. Вслед за ним выскочили остальные.

Корзинщик подул на горящие огнем ладошки и решил вознаградить себя за труды парой глотков вина. Все это время фляжка находилась на ответ-хранении Фофана, дабы не ухрюкался почтенный мастер до окончания производственно-ломательного процесса.

— Демонтаж конструкции окончен, — доложил он. — Спускайте меня, ваша милость.

Константин хекнул и присел на корточки. Его изрядно утомил и бесконечно стеснял этот самый демонтаж. Мало того, что толстячок весил как пять среднестатистических дам сердца разом, которых рыцарь время от времени носил на руках, так еще на голову, в глаза, в нос и в уши постоянно сыпалась каменная крошка. Да и увидь какой посторонний рыцарь восседающего верхом на господине слугу — позора не оберешься.

Колобок, предупрежденный о том, что выдавать Пендалю флягу можно только по окончании работ придирчиво выполнял функции госконтроля. Он высоко подпрыгивал и старался разглядеть брак. Наконец, убедившись в отсутствии наличия преграды с явным неудовольствием вернул Пажопье фляжку.

Корзинщик припал к горлышку, сделал два громадных глотка. Замер, и упал столбом, как стоял. На спину упал, гулко стукнувшись затылком о каменный пол. Темно-бурая жидкость вытекала из зажатой в руке фляжки, образуя отвратительно выглядевшую лужу.

Батюшка среагировал первым.

Пинком отбросил злополучный Грааль. Склонился над Пендалем, ощупывая, обнюхивая и осматривая.

— Слава Богу. Жив. Просто пьян в усмерть.

— С двух глотков? — удивился взволнованный рыцарь. — С его-то привычкой к этому делу?

— Винооо — каааака! Фооофаааан — нет!

— Это не вино. — Ставросий разглядывал быстро испаряющуюся лужу и хмурился. — Не знаю, что, но точно не вино.

Опасливо макнул в жидкость мизинец левой руки, поднес к носу. Вдохнул. Перекрестился. Быстро лизнул.

Полбу еще никогда не видел настолько пьяных священников.

Развезло батюшку мгновенно и совсем. Он плакал, смеялся, каялся, рвался в моря, обещал всех победить и поминутно интересовался у Фофана уважает ли тот его. Напоследок, спев заплетающимся языком похабную песенку о новгородском князе и его отношениях с вечем, заснул громогласно храпя.

— Пресвятая Дева, и что делать? — растерянно пробормотал Константин.

И правда. Половина отряда выбыла из строя еще до прямого соприкосновения с противником. Ждать, когда протрезвеют? Так ведь время идет, а княжна до сих пор не спасена.

Но и оставлять в подобном беспомощном состоянии боевых товарищей рыцарь не привык.

Подобная дилемма решалась, с точки зрения крестоносца, только одним способом. Обращением за советом непосредственно к Вседержителю. Дабы до Вседержителя дозвониться поскорее, и получить ценные указания, рыцарь опустился на колени перед мягко светящимся крестом и принялся громко молиться.

Начал с молитв католических, крестясь с лева на право. После перешел к православным, и закрестился с права налево. Когда запас молитв уже подходил к концу, а абонент еще не отозвался, дошла очередь до той, которая снимает малое отравление.

Батюшка перестал храпеть, застонал и тяжело опершись на локти приподнялся. Пендаль лишь пукнул, более ничем не выказав признаков, теплящейся в складках жира, жизни.

Отец Ставросий осмотрелся и нахмурился. Видно все вспомнил. Покряхтел, помаялся, попросил водички. Водички не оказалось, единственная емкость была наполовину заполнена той самой убойной гадостью, из-за которой он сейчас и просил водички.

Батюшка прошамкал что-то сухими губами и чуть ли не на карачках пополз к светящемуся озеру. Раз колобок пока не сдох, то и меня Бог милует, рассудил он.

С каждым глотком возвращалась бодрость и сила духа. Велико было желание залезть в это целебное озеро целиком, но батюшка хорошо помнил предупреждение Боромира.

— Видно, непростая здесь вода, — сказал он, окончательно придя в себя. — Давай-ка, этого пропойцу отлить ею попробуем.

Носить воду в ладошках было неудобно, потому понесли самого Пендаля. Положили лицом в воду, подождали полминутки…

Корзинщик воспрял, закашлялся отплевываясь, попытался уползти куда-нибудь и там спрятаться от мучителей. Было видно, он еще далеко не полностью протрезвел. Только мычал, хрюкал и неумело лягался. Ставросий и Константин, напряглись, и в целях профилактики, макнули Пажопье еще разок. Потом еще. И еще.

— Винооо кааака! — назидательно повторял Фофан, каждый раз, как несчастного вынимали дабы дать отдышаться.

— Вааашааа миииилость! — наконец взмолился корзинщик почти человеческим голосом. — Я… уппф-буль-буль-буль… брррупффсттсс… в порядке! Хватит! Больше не надо!

— Вино — каааака! — снова тонко намекнул колобок довольно щурясь.

— Вынимаем? — спросил батюшка.

— Давай еще раз, на всякий случай, — решил крестоносец.

— Не на… бр-буль-буль-буль… пффффрст…

Потом долго обсуждали, вылить-ли из волшебного Грааля мерзкую гадость наводящую алкогольное отравление одним своим видом. Хозяйственный Пендаль настаивал, что, мол может пригодится, хотя б в медицинских целях и ему дозволили гадость оставить. Но строго настрого запретили пить и даже нюхать. Пажопье на всякий случай наполнил бутылку до краев, ведь почти половина пролилась впустую.

И отряд наконец полез в дырку, ведущую к…

…

Существо постепенно собирало себя. Нет, оно не ползало, приклеивая оторванные руки-ноги. Оно собирало себя духовно. Метафорически, сосуд, некогда содержавший в себе сущность Данунашки опустел, и теперь наполнялся из полноводных источников, бьющих в округе.

А в округе, били только весьма специфические источники. Ненависть. Злоба. Жадность. Гордыня. Зависть. И прочие, в таком вот духе… Зачерпнув отовсюду по чуть-чуть, существо перемешало все это в себе.

Хм, а это что? Тут такого не было… На самом дне себя, оно обнаружило золотистое уплотнение, похожее на ложку меда в бочке дегтя. Существо попыталось понять, что это, но не смогло. Уплотнение мало-помалу растворялось в агрессивной среде негатива и существо решило не заморачиваться. Само собой, рассосется, подумало оно.

А пока…

— Приказывай, хозяин, — сказало существо склонив точеную голову, некогда принадлежащую гордой польской княжне. Паутинки, неимоверное количество паутинок, росли там, где некогда были прекрасные рыжие волосы. И если, кто-нибудь осмелился бы заглянуть существу в глаза, он бы ужаснулся. Глазных яблок не было. Вместо них, из глазниц выглядывали шевелящие лапками пауки.