Константин Соловьев - Восьмое Небо

Алая Шельма попыталась выстрелить еще раз, но не успела – удар покрытого жестким волосом щупальца выбил оружие из ее руки. Хладнокровно пронзив его обладателя саблей, она, шатаясь, выпрямилась и прокричала:

- Внимание, экипаж! Отступаем к шлюпкам! Всем покинуть корабль!

За визгом кошмарных тварей, рвущихся с нижних палуб, ее сложно было расслышать, но они расслышали. И с облегчением сделали первый шаг в сторону бака, к снаряженным и стоящим наготове шлюпкам. Шму едва не ринулась первой, перепрыгивая с мачты на мачту – страх гнал ее вперед сильнее, чем буря гонит парящее в небосводе перо.

- Десять секунд! – взмолился «Малефакс», - Я уже нащупал! Это нижняя палуба. Это…

Габерон рыкнул, то ли от боли, то ли от отчаяния.

- Ты смеешься?

- Поздно, - капитанесса перехватила саблю левой рукой, чтоб снести голову еще одному кошмару, похожему на пупырчатого бледного моллюска – Слишком поздно, «Малефакс». Нам туда не добраться. Весь гандек кишит ими. А ниже еще хуже.

- Бомба? – неуверенно предположила Корди. Она пятилась к баку вместе со всеми, орудуя разряженным мушкетом, как палкой, - Мы могли бы…

- Не неси ерунды, корюшка. У нас осталось четверть картуза пороха. Этим не взорвать и дряхлого судака.

- Всем к шлюпкам! – приказала капитанесса, - Я иду последней. И буду вам благодарна, господин канонир, если вы составите мне компанию. Одна я не дотащу Дядюшку Крунча.

- Уходи, Ринриетта! – громыхнул голем, - Не смей задерживаться!

- И оставить тебя на поживу кошмарам? Нет уж!

Дядюшка Крунч бессильно махнул лапой.

- Меня вы не вытянете. Живо по шлюпкам!

- Мой дед тебя не бросил, - капитанесса упрямо вздернула расцарапанный, покрытый кровью и пороховой гарью подбородок, - Не собираюсь бросать и я.

- Твой дед!.. – Дядюшка Крунч вдруг рассмеялся жутким лязгающим смехом, похожим на звон расколотого колокола, - Да что ты вообще знаешь о своем деде? Даже я про него ничего не знаю! А ну убирайся с корабля, девчонка!

Не успеют, поняла Шму.

На мгновенье Шму увидела, как это будет.

Как упадет пронзенный костяными пиками Тренч. Как тонко вскрикнет Корди – девчонка в огромной ведьминской шляпе, до последнего не выпустившая из рук мушкет. Как зашатается и осядет на палубу Алая Шельма, с чьего лица до последнего не сойдет презрительная пиратская улыбка…

Шму замотала головой, чтоб не видеть этого. Еще один кошмар, наваждение, один из бесчисленных страхов, укоренившихся в ее изломанной, искореженной чарами Сестер душе. Но она видела. Как кричит смертельно раненный Габерон, тщетно пытаясь прийти капитанессе на помощь. Как Дядюшку Крунча разрывают на части огромные щупальца, усеивая палубу тяжелыми осколками брони…

Шму взмолилась Пустоте, чтоб та прикрыла страшные образы. Но Пустоты больше не было.

Шму растерялась. Страх все еще стискивал ее, норовя переломать ставшие тонкими и хрупкими кости, но теперь его хватка почему-то не казалась убийственной. Словно он добивался от нее чего-то. Чего? Ей отчего-то вспомнился ледяной блеск чужих глаз. Глаз человека, который тоже боялся всю жизнь – привык бояться.

«Иногда смелость нужна не для того, чтоб победить страх, - сказала Линдра Драммонд, - Иногда смелость нужна для того, чтоб научиться с ним жить».

Шму зажмурилась на мгновенье, чтоб это понять. А когда открыла глаза, все уже стало понятным, словно очищенным самой Пустотой до кристально-прозрачного состояния. Шму едва не рассмеялась от облегчения, так все оказалось просто.

И выпустила рею из рук.

* * *

На палубу она упала беззвучно и мягко, как дождевая капля падает на расстеленную парусину.

Пустота больше не направляла ее, но в этом и не было нужды, тело двигалось легко-легко, почти не чувствуя сопротивления воздуха. Шму бросила быстрый взгляд вокруг. Целый выводок крошечных тварей с огромными жвалами повалил Габерона и пытался разорвать его на части. Корди беспомощно отступала под натиском хищно щелкающей членистоногой синкариды [136] Синкарида – высшее ракообразное, обитающее в пресной воде. размером с половину ее самой. Алая Шельма ожесточенно рубила саблей что-то бесформенное, напоминающее морщинистую каракатицу, с торчащими во все стороны глазами…

Шму мягко подняла с палубы первое, что попалось – короткую шпагу с узким, но удивительно тяжелым клинком. Твари двигались медленно, так медленно, точно спали на ходу, попадать по ним шпагой оказалось не труднее, чем шлепать веточкой по висящим на ветвях спелым плодам – занятие, несложное даже для девятилетней девочки.

Синкерида, почти вонзившая зубы в ногу Корди, мгновенно оказалась рассечена надвое и рухнула обратно на нижнюю палубу. Облепившая капитанессу каракатица попыталась удрать, но недостаточно проворно, и в следующий миг, зацепленная шпагой, уже шлепнулась за борт. Мелкие твари, успевшие окончательно разорвать на Габероне рубаху, напрасно надеялись на свои панцири, лезвие шпаги вскрывало их один за другим, точно банки с консервированным студнем.

Какая-то проворная тварь рванула Шму за рукав, заставив на миг потерять равновесие. Шму мгновенно разделалась с ней, а затем, повинуясь внезапному наитию, сама рванула за край ткани, стаскивая ее с себя, как угорь стаскивает старую шкуру. Под ветхой и грубой тканью робы обнаружился ее истинный покров – угольно-черный, матовый, состоящий из крошечных чешуек и перетянутый ремнями. На этом облачении из кожи черного ската не было ни украшений, ни знаков отличия – униформе убийцы не нужны детали. Шму рефлекторно провела рукой по чешуйкам, словно приглаживая их. Она так долго не носила в открытую свой костюм наемного убийцы, что уже успела позабыть, как он смотрится в лунном свечении. Кожа ската наощупь казалась одновременно шероховатой и гладкой, а еще холодной, как сама ночь, при этом она каким-то образом поглощала почти весь свет, отчего казалось, что на палубе «Воблы» беззвучно движется не угловатая фигура ассассина, а фигурный вырез. Кусок Пустоты, заполнивший причудливой формы оболочку.

Шму ощутила сладкий привкус упоения. Наконец, после стольких месяцев, она вновь делала то, что хотела от нее Пустота. Делала стремительно, резко и грациозно, что даже ветра, казалось, протекают сквозь ее тело, а не рассекаются им, отчего единственным звуком, сопровождающим развернувшийся жуткий спекталь было лишь негромкое гудение воздуха.

В этот раз потайные карманы ее костюма были пусты – ни отточенных лезвий, ни ядовитых шипов – но это нимало не мешало Шму. Ее тело было достаточно смертоносным инструментом само по себе, и сейчас она просто позволила ему работать, не задумываясь о последствиях, вклинившись в армию кошмаров подобно исполинской косе, оставляя за собой лишь изувеченные тела и залитую ихором палубу. На миг она стала почти счастлива.