Владимир Лещенко - Обреченный рыцарь

Тот мгновенно перестал чувствовать правую руку.

Меч выпал…

Последнее, что видел крепыш перед тем, как в его голове взорвался огненный шар, после чего наступила тьма, был устремившийся прямо ему в лоб медный наконечник…

Ухмыльнувшись, чародейка перевела взгляд с неподвижного тела поверженного бритта на стонущего и воющего Парсифаля. Пошевелила пальцами, словно разминая затекшие ладони, и туша тевтона перестала корчиться и замерла.

Теперь с ними можно будет поработать спокойно. Выяснить, что это за люди, случайно ли они попались ей на дороге и кстати – откуда взялась эта непонятная магия, с какой они не так давно имели дело.

Потом…

Потом посмотрим, что с ними делать.

Однако же заниматься всякими тайными делами рядом с оживленной дорогой не слишком сподручно. Вдруг да какому‑нибудь проезжему купчине вздумается тут сделать привал? Или уйти в лес с пригожей рабыней? А не дай Темные Владыки, еще принесет нелегкая какого‑нибудь жреца‑заклинателя, который почует творимое волшебство.

Вот только как оттащить подальше этих амбалов?

Вздохнув, Файервинд уселась на пенек и с хрустом сжевала луковицу.

Да, задача не из простых.

Конечно, она могла бы благодаря своим умениям поднять и унести и этого белокурого хлыща (она неприязненно покосилась на распростертого на траве Парсифаля), и его попутчика‑бугая.

Но потом тело все равно отомстит за перегрузку. Да и не дело ей, чародейке и женщине, таскать тяжести.

Заклятием Лишения Веса она, увы, не владела – оно относилось к тем, которые Высшие (так велели называть себя ти‑уд) неохотно делились со своими учениками из числа людей: Файервинд знала от силы человек десять, умевших его использовать.

Можно, конечно, задействовать Амулет Силы, но он наполовину разрядился, а другого старый скупердяй (слава Темным, он далеко и не услышит) для своей любимой ученицы пожалел. Да и не дело тратить драгоценную ману на такое в общем мелкое дело. А то в решающий момент ее может не хватить.

Но в конце концов чародейка нашла выход.

Закрыв глаза, она просканировала окрестности и через минуту удовлетворенно хмыкнула – шагах в трехстах от нее мирно дремал матерый кабан‑секач.

Не прошло и пары минут, как он уже, повизгивая от радости, мчался к Файервинд.

Как только клыкастая тварь (возможно, брат или дядя тех, чьи черепа украшали трактир, давший ей ночлег) приблизилась к девушке, она ту же произнесла Большое Звериное Слово – именно от него происходит Малое Звериное Слово, которому в давние времена отступник Промеат научил диких людей.

Кабан тут же склонил голову в покорности, после чего ведьме осталось лишь передать в его мозг картинку того, что нужно делать.

Вскоре она уже шла по лесу, небрежно пожевывая травинку, а впереди нее пыхтящий секач волок зубами за шкирку два бесчувственных тела, словно кошка – котят.

Серапис, дворец наместника, август того же года

Нет, жить и впрямь хорошо!

Разве можно предаваться унынию, когда перед тобой на столе расположилась этакая‑то благодать? Положительно, только закоренелый мизантроп и мерзкий богохульник станет отрицать очевидное.

Вот хотя бы эти превосходные овощи. Сочный латук, доставленный прямо из Египта. Краснобокие томаты, привезенные из‑за Океана. Крепенькие пупырчатые огурцы (ну, эти «земляки», выращенные в какой‑нибудь из сераписских латифундий).

А фрукты? Наливные яблоки, медовые груши, кисло‑острый ананас…

Тут бы Горация с Вергилием надо, чтобы описать изобилие даров Цереры. На худой конец Стира Максимуса. Правда, тот больше по части политической сатиры мастер. А с чего бы? Неужели ему так плохо живется в благословенной Римской Империи? Вроде и дом полная чаша, и жена красавица, и вес в обществе имеет. Чего еще для счастья надобно? А вот же…

Сколько раз уже приглашал его Эомай на беседу. И не как наместник провинции, а по‑родственному. Просил быть осторожнее в высказываниях. Ведь столько «доброхотов» вокруг. Так и норовят насолить новой власти, отобравшей хлебные места у прежних отцов города. Тут надо бы вести себя скромно, с оглядкой, пока не упрочится их положение.

Стир кивал, соглашался, но, только ступал за порог наместничьего дома, тотчас же забывал все клятвы и обещания. Что с него взять? Одно слово – поэт.

Но что это с утра о грустном?

Не лучше ль заняться вот этой обливающейся каплями золотистого жира перепелкой, фаршированной трюфелями? Или аппетитными аллеманскими колбасками, обжаренными в луково‑томатном соусе?

Что‑то аппетит пропал. Вот так всегда. Стоит лишь подумать о печальном, и он куда‑то улетучивается.

А ведь раньше такого не было. Наоборот, едва видела перед собой накрытый стол, так сразу и приходила в доброе расположение духа.

Правду говорят умные люди, что от высокого положения хорошему человеку одни слезы да неприятности.

Лучше бы Эомай тогда отказался от должности. Знал же, сколько хлопот принесет наместничество в Сераписе. Но попробуй отговорись, когда насели со всех сторон. И старенький август Птолемей, и императрица Клеопатра, и главный советник Потифар. Даже сам цезарь Кар лично просил ее супруга помочь восстановить порядок в Империи.

Кар…

Златокудрый, голубоглазый мальчуган, волею судьбы ставший наследником огромной державы. Как он там?

Совсем забыл свою подружку. Не пишет. Только передает неизменные поклоны в официальной переписке с Эомаем. Обиделся, что не его выбрала? Так ведь сердцу не прикажешь.

Да и не пара они друг дружке. Он ведь природный государь, потомок царей Тартесса, ведущих свой род от атлантов.

А она… Ни рода своего не знает, ни племени. Всего‑то и родственников, что сестра‑близняшка. Пытались они с Лаской разузнать что‑либо о своих родителях, да так у них ничего и не вышло.

Зато Кезия хорошо все ведает о родословной своей бывшей послушницы. Пригрелась у своего братца в Болонье и рассылает по всей провинции хулительные хартии против «впавшей в блуд и ересь дочери сатаны». И ведь прямо по имени не называет ни ее, ни Эомая. Боится, что плюнет наместник на иммунитет, предоставленный кляузнице Святым островом, и таки доставит ее на суд скорый и справедливый.

«Блуд и ересь!» Уж кто бы говорил! Забыла «матушка‑настоятельница» как сама во святых стенах обители предавалась скверне, кувыркаясь, прости Господи, в своей келье со встречным и поперечным, а наипаче же с главным заговорщиком Газдрубалом (упокой, Создатель, его грешную душу).

Ох, надобно хоть кофею испить с пирожным. Чудодейственное зелье из Аунако хорошо способствует исцелению души от тоски и уныния.