Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

— Не возражаешь, если я спрошу тебя кое о чём? — осведомился Ринсвинд, перешагивая через незадачливого прохожего, который лежал, свернувшись в клубок над одному ему ведомой болью.

— Ну?

— В смысле, я не хотел бы тебя обидеть…

— Ну?

— Просто я не мог не заметить…

— Гм-м?

— У тебя совершенно определенный подход ко всем незнакомцам.

Ринсвинд быстро пригнулся, но ничего не произошло.

— Что ты там, внизу, делаешь? — раздражённо спросила Канина.

— Извини.

— Я знаю, что ты думаешь. Но ничего не могу поделать, в отца пошла.

— Кем же он был? Коэном-Варваром?

Ринсвинд ухмыльнулся, чтобы показать, что это он так шутит. По крайней мере, его губы предприняли отчаянную попытку изобразить полумесяц.

— Ничего смешного не вижу, волшебник.

— Что?

— Я в этом не виновата.

Губы Ринсвинда беззвучно зашевелились.

— Прости, — наконец пробормотал он. — Я правильно понял? Твой отец в самом деле Коэн-Варвар?

— Да. — Девушка бросила на Ринсвинда хмурый взгляд и добавила: — У каждого должен быть отец. Полагаю, даже у тебя.

Она заглянула за угол.

— Всё чисто. Пошли.

Когда они зашагали по влажной мостовой, Канина продолжила:

— Наверное, твой отец тоже был волшебником.

— Вряд ли, — отозвался Ринсвинд. — Волшебству не позволяется передаваться от отца к сыну.

Он замолк. Он знал Коэна и даже присутствовал на одном из его бракосочетаний, когда Коэн женился на девушке, которая была ровесницей Канины. Этого у Коэна было не отнять, он использовал каждый час своего времени на полную катушку.

— Куча народу была бы не прочь пойти в Коэна, ну, он лучше всех сражался, был величайшим из воров и…

— Куча мужчин, — оборвала его Канина. Она прислонилась к стене и смерила волшебника свирепым взглядом. — Есть такое длинное слово, мне его сказала одна старая ведьма… никак не могу вспомнить… вы, волшебники, знаете всё о длинных словах.

Ринсвинд перебрал в памяти длинные слова.

— Мармелад? — наугад брякнул он. Девушка раздраженно покачала головой.

— Оно означает, что ты пошел в своих родителей. Ринсвинд нахмурился. Насчет родителей у него было слабовато.

— Клептомания? Рецидивист? — начал гадать он.

— Начинается с «Н».

— Нарциссизм? — в отчаянии высказался Ринсвинд.

— Носследственность, — вспомнила Канина. — Та ведьма объяснила мне, что это значит. Моя мать была танцовщицей в храме какого-то безумного бога, а мой отец спас её, и… они какое-то время были вместе. Говорят, внешность и фигура достались мне от неё.

— И они очень даже недурны, — с безнадежной галантностью вставил Ринсвинд. Канина покраснела.

— Да, но от него мне достались жилы, которыми можно швартовать корабли, рефлексы, точно у змеи на горячей сковородке, ужасная тяга к воровству и жуткое ощущение, что при первой встрече с человеком я прежде всего должна всадить нож в его глаз с расстояния в девяносто футов. И ведь я могу, — с едва различимой гордостью добавила она.

— О боги.

— Мужчин это отталкивает.

— Наверное, — слабо подтвердил Ринсвинд.

— После того как они об этом узнают, очень трудно удержать их возле себя.

— Полагаю, только за горло, — кивнул Ринсвинд.

— Совсем не то, что нужно, чтобы наладить настоящие отношения.

— Да. Понимаю, — сказал Ринсвинд. — И всё же это здорово помогает, если хочешь стать знаменитым вором-варваром.

— Но нисколечки не помогает, — возразила Канина, — если хочешь стать парикмахером.

— А-а.

Они уставились на туман.

— Что, действительно парикмахером? — уточнил Ринсвинд. Канина вздохнула.

— Видимо, на парикмахеров-варваров спрос небольшой, — заметил Ринсвинд.

— То есть никто не нуждается в «подстричь-и-отрубить».

— Просто каждый раз, когда я вижу набор для маникюра, меня охватывает ужасное желание рубить направо и налево двуручным ножом для заусениц. В смысле, мечом.

— Я знаю, как это бывает, — вздохнув, поведал Ринсвинд. — Я хотел быть волшебником.

— Но ты и есть волшебник.

— О-о. Конечно, но…

— Тихо!

Ринсвинд почувствовал, что отлетает к стене, где ему за шиворот необъяснимым образом потекла струйка капель сконденсировавшегося тумана. В руке Канины неведомо откуда взялся широкий метательный нож, а сама она пригнулась, словно дикий зверь или, что ещё хуже, дикий человек.

— Что… — начал было Ринсвинд.

— Заткнись! — прошипела она. — Кто-то приближается!

Она плавно выпрямилась, крутнулась на одной ноге и метнула нож.

Послышался глухой, гулкий, деревянный стук.

Канина стояла и смотрела перед собой застывшим взглядом. В кои-то веки героическая кровь, которая пульсировала в её венах, не оставляя ей ни малейшего шанса прожить жизнь счастливой домохозяйки, ничем не могла ей помочь.

— Я только что убила деревянный ящик, — проговорила девушка.

Ринсвинд заглянул за угол.

Сундук, из крышки которого торчал всё ещё дрожащий нож, стоял посреди мокрой улицы и смотрел на Канину. Потом, перебирая крошечными ножками в сложном рисунке танго, он слегка изменил положение и уставился на Ринсвинда. У Сундука не было абсолютно никаких видимых черт, если не считать замка и пары петель, но он мог уставиться на вас пристальнее, чем целый выводок сидящих на скале игуан. Он мог переглядеть статую со стеклянными глазами. В том, что касается патетического взгляда брошенного и оскорблённого существа, Сундук мог переплюнуть любого получившего пинка спаниеля и отправить его скулить в конуру. В Сундуке торчало несколько сломанных стрел и сабель.

— Что это? — шепнула Канина.

— Просто Сундук, — устало отозвался Ринсвинд.

— Он принадлежит тебе?

— Не совсем. Вроде как.

— Он опасен?

Сундук, шаркая ногами, повернулся и снова уставился на неё.

— Насчет этого существуют две теории, — ответил Ринсвинд. — Одни говорят, что он опасен, тогда как другие утверждают, что он очень опасен. А ты как думаешь?

Сундук чуть приоткрыл крышку. Он был сделан из древесины груши разумной , растения настолько магического, что оно вымерло почти на всём Диске, сохранившись лишь в одном или двух местах. Оно смахивало на смесь олеандра и иван-чая, только росло не в воронках от бомб, а в районах, испытавших на себе воздействие мощных зарядов магии. Из груши разумной традиционно делают посохи для волшебников; из неё же был сделан Сундук.

Среди магических качеств Сундука было одно довольно простое и прямолинейное: он повсюду следовал за человеком, которого признавал своим хозяином. Не повсюду в каком-либо конкретном наборе измерений, стране, вселенной или жизни. А вообще повсюду. От Сундука было избавиться труднее, чем от насморка, только Сундук был куда неприятнее.