Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

— Варенье? — переспросил Ринсвинд, который не уследил за ходом его мысли. Креозот выставил вперед пухлую ладонь и продекламировал:

Летний дворец под ветвями,

Бутылка вина, буханка хлеба, кускус из барашка, жареные языки павлина, кебаб, шербет со льдом, разнообразие сластей на подносе и возможность выбора Её,

Поющей рядом со мною в Глуши,

А Глушь — это…

Он остановился и задумчиво взял в руку перо.

— Все-таки бельё сюда не подходит, — сообщил он. — Взглянув со стороны, я понял…

Ринсвинд оглядел подрезанную чуть ли не маникюрными ножницами зелень, аккуратно расставленные камни и окружающее всё это высокие стены. Одна из «Её» подмигнула ему.

— И это Глушь? — уточнил он.

— Мои специалисты по пейзажу воссоздали здесь все основные особенности. Целая вечность ушла на то, чтобы сделать ручейки достаточно извилистыми. Из надёжного источника мне стало известно, что в них теперь кроются задатки грубого величия и удивительная природная красота.

— А ещё здесь повсюду бродят скорпионы, — вставил Ринсвинд, угощаясь ещё одной медовой палочкой.

— Насчёт этого не знаю, — возразил поэт. — Не считаю скорпионов поэтичными. Согласно стандартным поэтическим инструкциям дикий мёд и саранча более уместны, хотя я так и не привык питаться насекомыми.

— Мне всегда казалось, что саранча, которую едят в глухих местах, это плод какого-то дерева, — удивилась Канина. — Отец всегда говорил, что саранча очень вкусная.

— Значит, это всё-таки не насекомые? — переспросил Креозот.

— Да нет вроде.

Сериф кивнул Ринсвинду.

— Тогда ты можешь спокойно их доесть, — разрешил он. — Мерзкие хрустящие твари, никогда не понимал, что в них хорошего.

— Мне не хотелось бы показаться неблагодарной, — сказала Канина, перекрывая лихорадочный кашель Ринсвинда, — но зачем ты приказал доставить нас сюда?

— Хороший вопрос.

Креозот несколько секунд смотрел на неё бессмысленным взглядом, словно пытаясь припомнить, зачем они здесь.

— Ты и в самом деле весьма привлекательная девушка, — отметил он. — Ты, случайно, на цимбалах не играешь?

— А сколько у них лезвий? — спросила Канина.

— Жаль, — нахмурился сериф, — по моему заказу их привезли аж из-за границы.

— Мой отец научил меня играть на губной гармошке, — сообщила она.

Креозот беззвучно пошевелил губами, обдумывая это предложение.

— Не годится, — наконец решил он. — Плохо ложится на ритм. Но всё равно спасибо. — Он окинул её ещё одним задумчивым взглядом. — Знаешь, ты действительно крайне привлекательна. Тебе когда-нибудь говорили, что твоя шея похожа на башню из слоновой кости?

— Никогда.

— Жаль, — повторил Креозот.

Он порылся среди подушек и, вытащив маленький колокольчик, громко позвонил.

Через некоторое время из-за павильона вынырнула высокая, угрюмая фигура. Этот человек выглядел так, будто являлся прямым потомком штопора, а в его глазах присутствовало нечто, от чего взбесившийся грызун обескураженно повернулся бы и на цыпочках удалился.

Одним словом, сразу было видно, что это великий визирь. Никто не сообщит ему ничего нового насчет того, как обманывать вдов и запирать впечатлительных юношей в пещерах с мнимыми драгоценностями. А что касается грязной работы, то, вероятно, как раз он и сочинил по ней учебник. А ещё вероятнее — просто украл его.

На нём был надет тюрбан, из-под которого торчала остроконечная шляпа. И, разумеется, у него были длинные тонкие усы.

— А, Абрим! — воскликнул Креозот.

— Ваше величество?

— Мой великий визирь, — представил его сериф.

«Так я и думал», — сказал себе Ринсвинд.

— Эти люди — зачем мы их сюда доставили?

Визирь покрутил усы с таким видом, словно только что решил отказать ещё одной дюжине просителей с выкупом закладных.

— Шляпа, ваше величество, — намекнул он. — Шляпа, если вы помните.

— Ах да. Восхитительно. Куда мы её дели?

— Постойте-ка, — поспешно перебил Ринсвинд. — Шляпа… это, часом, не такая мятая, остроконечная, с кучей всяких побрякушек? Типа кружев и всякого такого… — Он поколебался, а затем уточнил: — Её, случаем, никто не пытался надеть, а?

— Она предупредила нас, чтобы мы этого не делали, — отозвался Креозот, — так что Абрим сразу приказал одному рабу примерить её. Раб сказал, что от неё у него разболелась голова.

— А ещё она сообщила нам, что вскоре должны прибыть вы, — добавил визирь, отвешивая Ринсвинду лёгкий поклон, — посему я… то есть, сериф подумал, что вы, вероятно, сможете поведать нам об этом замечательном изделии?

Существует тон голоса, известный как вопросительный, и визирь использовал именно его; а едва уловимая резкость слов давала понять, что если он не узнает что-нибудь о шляпе, и притом очень быстро, то у него на примете имеются разнообразные занятия, в которых вовсю используются слова «раскалённые докрасна» и «ножи». Все великие визири говорят таким образом. Наверное, где-то есть школа, где их этому учат.

— Боги, как я рад, что вы её нашли! — воскликнул Ринсвинд. — Эта шляпа гнгнгх…

— Прости? — переспросил Абрим, маня рукой пару маячащих поблизости стражников. — Я не расслышал, что ты сказал после того, как эта юная особа, — он поклонился Канине, — заехала тебе локтем прямо в ухо.

— Думаю, — вежливо, но твердо перебила Канина, — вам лучше отвести нас к ней.

Пять минут спустя шляпа, покоящаяся на столе в сокровищнице серифа, буркнула:

«Наконец-то. Где вас так долго носило?»

Как раз сейчас, когда Ринсвинд с Каниной, возможно, вот-вот станут жертвами безжалостных убийц, когда Койн собирается обратиться к собравшимся вокруг и сжавшимся от страха волшебникам с разоблачительной речью о предательстве, а Диск находится на грани того, чтобы покориться диктатуре магии, — как раз сейчас стоит затронуть тему поэзии и вдохновения. Например, сериф, сидящий в заманчивой Глуши, только что перелистал свою тетрадь со стихами, чтобы перечесть следующие строфы:

И вздохнул, потому что раскалённые добела строчки, терзающие его воображение, никогда не выходили такими, какими он их видел.

По правде говоря, они и не могли выйти такими.

Очень грустно, но подобные вещи происходят всё время.

Во всех многомерных мирах множественной Вселенной установлен и хорошо известен тот факт, что все по-настоящему великие открытия совершаются в чрезвычайно краткий миг вдохновения. Сначала, конечно, нужно как следует поработать, но исход дела решает вид, скажем, падающего яблока, закипающего чайника или воды, переливающейся через край ванны. В голове наблюдателя что-то щёлкает, и всё встает на свои места. Строение ДНК, согласно общепринятой версии, обязано своим открытием взгляду, случайно брошенному на винтовую лестницу как раз в тот момент, когда температура мозга учёного была самой подходящей для восприятия новых теорий. Воспользуйся он лифтом, и генетическая наука развивалась бы совершенно иначе [33].