Дмитрий Емец - Таня Гроттер и молот Перуна

Теперь на поле царствовал один-единственный дракон – Змиулан. Его золотая чешуя пылала. От морды и гребня на спине отрывались яростные языки пламени. Маленькие злобные глазки пылали.

Развернувшись, Таня открыто бросила контрабас в атаку. На сложные фигуры времени не было – вся сборная вечности мчалась к ней из разных уголков поля.

Баб-Ягун, забросивший свои комментаторские обязанности, мчался чуть выше, крича, чтобы Таня дала ему заговоренный пас, но Таня чувствовала, что любое усложнение сейчас только навредит – слишком неравен был опыт и несопоставимо мастерство. Теперь ставка была лишь на молниеносную атаку.

И тут прямо по курсу вновь возник Леопольд Гроттер. Контрабас помчался навстречу контрабасу. Таня резко откинулась, вскинула смычок и сделала мгновенный перевертон. Это помогло ей избежать столкновения – она ощутила лишь тугой удар воздуха от пронесшегося рядом отца.

Но даже перевертон не мог надолго спасти ее. Снова какая-то магия, и контрабас Леопольда оказался совсем близко. Теперь десятый номер сборной вечности уже прессовал ее не на шутку, оттесняя от Змиулана. Тяжелый мяч, пристегнутый к предплечью, мешал Тане свободно маневрировать. Сверху и снизу к ней неслись Фрол Слепой и Аргус. Илья Муромец, точно гора, вырос у нее на пути. Любой маневр, любое движение Тани читалось заранее. Ее брали в клещи, в самые безжалостные и твердые клещи, в которых ей когда-либо приходилось бывать. Она не могла никуда уйти и вынуждена была лететь по прямой туда, где, зависнув перед мордой Змиулана, точно волнорез, замер славный богатырь Илья Муромец.

Леопольд Гроттер, летевший теперь почти вплотную, вопросительно протянул руку ладонью вверх. Таня поняла, что сборная вечности великодушно дает ей шанс: или отдай мяч по-хорошему, или… Слезы сдавили ей горло. Ну почему, почему так? Почему именно он?

– ПАПА, ЗАЧЕМ? ЭТО ЖЕ Я, Я! КАК Я СМОГУ ПОТОМ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ? – крикнула Таня, одновременно понимая, что не расстанется с мячом. Лучше уж разбиться вдребезги о щит Ильи.

Лицо Леопольда Гроттера дрогнуло. Казалось, он что-то понял, или, во всяком случае, нечто забрезжило в его сознании. Он внимательно посмотрел на Таню, на ее контрабас и на смычок. Потом, точно примерясь, бросил взгляд на Змиулана и на Муромца – а еще секунду спустя Таня поняла, что их контрабасы сближаются.

– НЕ НАДО! – воскликнула Таня. – ПАП, НЕ НАДО!

Неужели таран? Как подло! Внезапно она ощутила, как ее хватают за руку и сильно тянут вниз, туда, где они неминуемо должны были столкнуться с Аргусом. Но прежде чем это случилось, неповоротливого великана откинуло сдвоенным воздушным потоком – и это создало необходимую щель, чтобы они проскочили. Секунду спустя оба контрабаса в стремительном вираже обошли Илью Муромца. Тот, ожидавший чего угодно, но только не этого, замешкался.

Внезапно Таня увидела, что они у самой огнедышащей морды Змиулана. Дракон уже надувался, собираясь выдохнуть пламя. Леопольд Гроттер еще сильнее сжал ее руку и потянул ее, но уже не вниз, а влево. Удивляясь, зачем применять такой сложный маневр уклона, когда можно просто поднырнуть, Таня все же послушно взмахнула смычком – и контрабасы, встретив боковой порыв ветра, отнесло за драконью морду.

ШШШИИИХ! ШШШИУХХ!

Да, так и есть! Змиулан выдохнул двойную, самую коварную струю: короткий сполох вверх и – резкий уход пламени вниз. Таня поняла, что, используй она стандартный уклон, от ее контрабаса – а возможно, и от нее самой – остались бы одни головешки. Леопольд Гроттер вторично спас ее.

– ПАПА, ПАПА! ТЫ, ТЫ…

Рука Леопольда разжалась и слегка подтолкнула ее. Теперь он уже вопросительно смотрел на Таню, словно хотел сказать ей: ну что же ты! Атакуй!

«Неужели он понял? Неужели?» – быстрой ласточкой пронеслась мысль.

Но выяснять это времени уже не было. Змиулан вбирал воздух для нового огнеметания. Бросив контрабас вбок, Таня скользнула вдоль его длинной шеи и, развернувшись у морды, метнула мяч тем коротким и мощным броском, который они сотни раз отрабатывали на тренировках. На одно мгновение ей почудилось, что от волнения она промахнулась, но тотчас яркая вспышка рассеяла все ее сомнения.

– ГООО-О-ОЛ! Леопольд Гроттер позволяет Тане забросить пламягасительный мяч! Тринадцать – три! Сборная Тибидохса забросила мяч на предпоследней, пятьдесят восьмой минуте игры! Теперь матч невидимки – Тибидохс уж точно состоится, клянусь своим пылесосом и вашим чувством юмора! – завопил Баб-Ягун.

Стадион взревел. Болельщики Тибидохса срывались со своих мест, кричали и обнимались. Циклопы и тридцать три богатыря спешно смыкали ряды. Они уже знали, что сейчас восхищенные зрители будут ломиться на поле, чтобы разорвать все живое на автографы.

Персидский маг Тиштря пожелтел, как лимон. Графин Калиостров посинел, как слива. Бессмертник Кощеев открыл было рот, чтобы отменить мяч, но посмотрел на Тарараха и благоразумно промолчал, дорожа ювелирными зубами и посеребренной черепушкой.

Но Таня ничего этого не замечала – она смотрела на отца.

А тот, с высоко поднятой непокорной головой, вдохновенно вскинув руку со смычком, делал последний, прощальный круг вдоль защитного купола. Илья Муромец, Аргус, Геракл, Кентавропег и другие «вечные» с молчаливым укором смотрели на Леопольда Гроттера, проносившегося мимо них на своем контрабасе. Однако Ле-Гро не замечал их. Сборной вечности, казалось, уже не существовало для него. У Леопольда оставалась всего одна минута в этом мире, последняя, но это была его минута, и он пил ее до дна, как чашу, использовал ее, чтобы навек проститься с Тибидохсом, с горами, с Буяном, с Заповедной Рощей…

Потом, когда время почти истекло, он подлетел к дочери и коснулся сухой ладонью ее щеки. Отец что-то негромко сказал ей, но Таня не слышала его слов, да и не могла их слышать, а видела лишь, как шевелятся его губы. Таня поняла, что он прощается, прощается навсегда, и напоследок говорит ей что-то утешительное и даже веселое. Их контрабасы летели рядом, и это длилось бесконечно долгий, бесконечно запоминающийся миг, а потом контрабас Леопольда стал вдруг останавливаться и отставать…

Таня поняла, что это означает, и закричала. Но это ничего не изменило и ничему не могло помочь. Вначале прозрачным стало тело Леопольда, затем контрабас, и, наконец, последним пропал смычок…

– ПАПА! – крикнула Таня, но Леопольд Гроттер не слышал ее.

В тот же миг в разных концах поля исчезли Фрол Слепой, барон, Гермес, Кентавропег и Дионис, он же Вакх, с высоко поднятой заздравной чашей, из которой лилось красное как кровь вино…

Последним растаял погасший Змиулан. Огненный дракон превратился в белое облако. Там же, где он только что был, в воздухе бестолково повисли проглоченные игроки, живые, хотя и порядком потрепанные. Они еще не упали, а к ним уже с ухарскими криками бежали пьяненькие санитары, робко, но безнадежно пытаясь поймать их на носилки.