Дмитрий Емец - Таня Гроттер и посох Волхвов

Во всем Тибидохсе была только одна пара подобных ножниц: у профессора Клоппа. Тот берег их как зеницу ока… Правда, теперь малютка Клоппик разбазаривал былые запасы направо и налево. Так ножницы и оказались у Семь-Пень-Дыра.

– С чего ты взял, что нас, темных, больше? – спросил Демьян.

– А ты посчитай! Или просто слегка башку поднапряги. Быть светлым магом, а потом загреметь в темные – плевое дело. Каждый год к нам кого-нибудь да переведут. Возьми того же Шурасика или Гроттершу. А вот к светлым от нас почти никого не переводят… – заявил Семь-Пень-Дыр.

После нескольких безуспешных попыток ему удалось добиться, чтобы луч упал на перстень. Удерживая перстнем один его край, Пень торопливо щелкнул ножницами. Получилось! Отрезанный солнечный луч, точно приклеившийся сверкающий волос, повис на кольце. Семь-Пень-Дыр разглядывал его, соображая, что делать дальше.

– А Ягун? – не отставал Горьянов. – Он был темный, а потом снова вернулся к своим беленьким! А ты говоришь: никто.

– Гопус-стопус ! – Семь-Пень-Дыр произнес удерживающее заклинание и, помогая себе лунными ножницами, стал осторожно закручивать луч в спираль. – Ну, Ягун! Скажешь тоже! У него здесь бабуся!.. Ты еще Поклепа вспомни! Он тоже темным был, а потом вдруг светлым заделался! Хотел бы я знать, с какой радости? От таких светлых магов, как он, у меня мурашки по коже бегают… – пробурчал немного погодя Пень, не отрываясь от своего занятия.

Шурасик, сидевший у огня, так что в стеклах очков у него прыгали отблески пламени, снял очки и устало заморгал. Зрение у него с каждым месяцем ухудшалось, сползая все глубже в «минус», и даже Ягге ничего не могла с этим поделать. «Могу я тебе, конечно, касатик, твои очи на соколиные поменять, да только у сокола-то глаз особый… Будешь ты, касатик, всюду одну добычу видеть, а буквочки тебе твои совсем нипочем станут. В тетрадки-то и заглядывать перестанешь, не до того будет. Еще Древнир говорил: « Чьими глазами ты на мир смотришь, то ты и есть!» – вещала она.

– Я слышал, Поклеп был хорошим темным магом… Одним из лучших. Использовал не только темную магию, но и магию вуду и вообще чуть ли не на крови гадал. Был, короче, хмырь покруче нашего Клоппа… Не плюйся, Клоппик, я о другом дяде говорю! – сказал Шурасик, морщась.

Малютка Клоппик радостно захихикал, отбегая от камина. Он рос медленнее, чем ожидал Сарданапал, и, хотя официально еще не был зачислен ни на одно отделение, уже загодя охотнее тусовался среди темных. Так что ни у кого особенно не вызывало сомнений, где ему предстоит учиться, когда придет время.

– Ну а потом с Поклепом что-то произошло… Что-то очень страшное… Говорят, у него было какое-то видение или, может, вещий сон. Несколько дней он даже разговаривать не мог, только дрожал и от всех шарахался, а потом переметнулся к беленьким. И Сарданапал его взял. Не потому, что Поклеп вдруг стал светлым, а потому, что темным ему ну никак нельзя было оставаться после этого… Я так думаю, что он перешагнул грань . Заглянул туда, куда ну никак заглядывать нельзя! И, испугавшись, изменил свою жизнь, – поучительно закончил Шурасик.

Темные – да и Таня тоже – выслушали Шурасика с интересом. Один только Гуня Гломов некоторое время озадаченно крутил головой, пытаясь переварить услышанное, а потом произнес:

– Шур, а Шур! Зазнался, умник? А в лобешник?!

Это была обычная гломовская реакция на все, что не вписывалось в его понимание и вообще было глубже чайной ложки.

Внезапно что-то коснулось Таниной голени. Она наклонилась и увидела большую крысу с голым розовым хвостом, выскочившую из щели между камней. Некоторое время Таня и крыса смотрели друг на друга примерно с одинаковым удивлением. Должно быть, Таня для крысы тоже была не самой приятной неожиданностью. Таня негромко вскрикнула. Крыса опомнилась и неохотно протиснулась в щель. Последним внутрь шмыгнул длинный голый хвост. Он дрогнул и исчез.

Жора Жикин, единственный из темных, кто услышал вскрик Тани, обернулся и увидел ее. Почему-то это так потрясло Жору, что он на какое-то время лишился дара речи и замер. Таню это озадачило. А Жикин уже вовсю тряс за плечо Гробыню Склепову.

– Чего тебе? Опять на свидание? Отстань, не то Гломова позову! – недовольно огрызнулась Гробыня. Она грела у огня руки, и ей ужасно не хотелось оборачиваться.

– Там Гроттерша! – зашептал Жикин.

Гробыня обернулась и, заметив Таню, недоуменно заиграла бровями.

– О, какие лопухоиды и на свободе! Я вас умоляю! Зло пожаловать, Гроттерша! – сказала она.

Теперь уже все собравшиеся в зале темные, сколько их было, смотрели на Таню. Тридцать пар глаз. Тане стало слегка не по себе от такого повышенного внимания. Да, Сарданапал перевел ее к ним на отделение, но она была чужая для этого мира, и темным не надо было этого объяснять.

Но сейчас темных поразил, казалось, даже не сам факт того, что Таня – бывшая белая – посмела заявиться к ним в секретную гостиную, сколько что-то другое. Даже Гробыня, с ходу приветствовавшая ее в своей обычной манере, теперь явно была озадачена.

Рита Шито-Крыто встала и осторожно, словно на месте Тани мог оказаться призрак, подошла к ней.

– Стоп! Давай разбираться! Как ты сюда попала, Гроттерша? – вкрадчиво спросила она.

– Бродила и попала, – сказала Таня.

– Э-э… Ну это понятно… А как ты прошла кувшин?

– Очень просто, – пожав плечами, ответила Таня. Со времени проживания у Дурневых она терпеть не могла допросы.

Рита Шито-Крыто оглянулась на остальных темных.

– Ты хочешь сказать, что даже не произносила заклинания, когда была рядом с кувшином? – недоверчиво спросила она.

– Нет, – отрезала Таня.

Идиотские вопросы начинали ее раздражать. К тому же непредсказуемая Шито-Крыто, если разобраться, порой бывала занудливее и настырнее Склеповой. Гробыня предпочитала внезапные кавалерийские наскоки. Налетела, уколола язычком и понеслась дальше. Шито-Крыто же давила, как танк.

– Ты ведь сказала Морлок гниллум скрыжалис ? Ну признайся? Кто-то из наших проболтался, да? – допытывалась Шито-Крыто.

Таня покачала головой. Шито-Крыто кинулась в коридор и спустя полминуты вернулась белая, как полотно.

– Там только осколки! Гроттерша разбила кувшин с дэвом! – громко сказала она своим.

Темные с изумленными возгласами окружили Таню. Теперь они смотрели на нее с таким удивлением, будто она только что прикурила от адского пламени. За разбитый кувшин ее никто не ругал. Должно быть, понимали, что случайно такие вещи не происходят.

– И эта девица четыре года проучилась на белом отделении! Разбила кувшин, осталась жива и даже заклинания не произнесла! – воскликнула Рита. – Но ты хоть что-то почувствовала?..