Дмитрий Емец - Таня Гроттер и посох Волхвов

– Скверно, Гроттер, скверно! Поверхностные знания самые опасные! Я вижу, ты не брала у джинна Абдуллы «Голубиную книгу». На чем, по-твоему, растет мировое дерево? На гумусе? На минеральных удобрениях? У компостной ямы? А, Гроттер?

– Не знаю, – буркнула Таня.

– То-то и оно! В «Голубиной книге» ясно сказано, что посреди моря-океана, на острове Буяне, лежит пуп земли, всем камням отец, бел-горюч камень Алатырь, и растет на нем мировое древо, и текут из-под него целебные ключи… Так-то, Гроттер! Если я не ставлю тебе «два», то лишь потому, что журнал не успел еще вычеркнуть твою фамилию из списков белого отделения и занести ее в списки темного… Но я лично прослежу, чтобы он слишком не возился…

Темные маги отвратительно заржали. Они обожали, когда кому-то из белых или особенно из бывших белых устраивали выволочку. Таня почувствовала, что краснеет – краснеет как-то совсем глупо, пятнами. И даже ее хваленое чувство юмора почему-то уже не спасало. Она готова была выскочить из класса, как вдруг Ванька Валялкин громко и вызывающе спросил, обращаясь к Поклепу:

– Доклады, конечно, дело хорошее. А просто для истины… Это правда, что мирового древа больше нет? Что его спилили или оно погибло? И что вы с этим как-то связаны?

Темные мгновенно перестали смеяться. Они сообразили, что Валялкин вызывает огонь на себя, и притихли в ожидании куда более интересного зрелища. Ненамеренно – или скорее все же намеренно – Валялкин нашарил уязвимое место Поклепа.

– Что ты сказал? – Поклеп хмуро глянул на Ваньку из-под клочковатых бровей.

Ваньке почудилось, что внутри по позвоночнику прокатился крошечный ледяной шарик. Дыхание перехватило. Перед глазами разбегались черные круги.

– Что случилось с мировым древом? Виноваты вы или нет? – собрав все свое мужество, повторил Ванька.

Рука, стискивающая его сердце, разжалась. Поклеп Поклепыч передернулся. Его помятое лицо скривилось. Завуч подскочил к Ваньке и вскинул перстень, как если бы собрался наложить на Валялкина сглаз, но вовремя спохватился, что на него с любопытством смотрит весь класс.

Будет сглажен Ванька или нет – это уже ничего не изменит. Эти мерзкие хорьки из четвертого класса все равно докопаются до истины. Поняв это, Поклеп опустил руку.

– Ненавижу эти гнусные слухи! Сплетничают, нет чтоб головой своей подумать… – проворчал он. – Кто знает, где Заповедная Роща?

– Никто не знает. Ученикам туда запрещено ходить, – насмешливо сказала Рита Шито-Крыто. Она порой любила прикидываться послушняшкой.

Поклеп проигнорировал ее комментарий.

– Заповедная Роща в южной части Буяна у скал. В центре рощи – камень Алатырь. Когда-то на нем росло мировое древо. Это одно из чудес – древо едино, но присутствует в любом из трех миров. Сарданапал иногда сравнивал его со штырьком пирамидки, на который, точно кольца, нанизаны миры. В Потустороннем Мире его хранителем был Симорг…

– А на Буяне? – напористо спросил Ванька.

– На Буяне – я! – огрызнулся Поклеп. – Это было поручение Сарданапала. Я тогда был молод и… э-э… порой мне не хватало дальновидности. Как-то я отлучился – совсем ненадолго – и даже не поставил вместо себя циклопов, а когда пришел, то увидел, что дерево спилено. Магическая пила, которой это было сотворено, валялась рядом. Подозревали вампиров, Ту-Кого-Нет – много кого, но это ничего уже не меняло. Мировое древо погибло. Причем, будучи единым, древо перестало существовать сразу во всех мирах… То, что прежде соединяло миры, исчезло.

Белые и темные ученики молчали. До них мало-помалу доходило, как серьезно все, что происходит, и какие чувства должны испытывать древние боги к Тибидохсу и его преподавателям.

– Так, значит, это Поклеп деревце проворонил. Небось Симорг готов теперь нашего Клепу в порошок стереть! – едва слышно шепнула Тузикову Лизка Зализина.

Лучше бы она промолчала. Завуч обернулся и пробуравил ее ледяным взглядом. Было странно, что он вообще услышал.

– Очень мудрое замечание, Зализина! По степени философского обобщения эта мысль могла бы принадлежать вашей кукушке. Только в другой раз я рекомендовал бы вам прикусить язычок! Или очень скоро, я гарантирую, вы останетесь вообще без мыслей… – вкрадчиво сказал Поклеп.

Зализина попыталась крикнуть, шевельнуться, но это было невозможно: глаза цвета бутылочного донышка цепко держали ее, выпивая, вычерпывая из нее все желания и мысли.

– Примерно так выглядит полное зомбирование со стиранием памяти. Вернее, начальная стадия зомбирования… К сожалению, Сарданапал редко разрешает мне доводить эту операцию до конца. Нелепое слюнтяйство, это намного улучшило бы дисциплину! – с сожалением сказал Поклеп, отводя взгляд.

Лиза едва не рухнула на парту.

«Вот так дела! А Клепа-то наверняка применяет магию вуду! А еще светленьким прикидывается!» – с восхищением подумала Склепова. Вслух она, однако, благоразумно ничего не сказала и даже на всякий случай прошептала заклинание, блокирующее подзеркаливание.

После занятий Таня бродила в одиночестве по дальним коридорам Жилого Этажа. Сюда она никогда прежде не забредала – эта часть башни была закреплена за темным отделением, и светлые маги предпочитали держаться отсюда подальше.

Внезапно оттуда, где коридор смыкался с глухой полукруглой стеной башни, Таня услышала гул голосов и сообразила, что нечаянно оказалась рядом с гостиной темных…

Кроме общей для учеников светлого и темного отделений гостиной, темные давно уже – еще несколько столетий назад – облюбовали для тайных собраний один из угловых залов Жилого Этажа. Это был асимметричный зал со скошенным потолком и единственным узким окном-бойницей, через которое снаружи проникал свет. Пробиваясь сквозь стекло, свет таинственным образом дробился на несколько разной яркости островков, которые в первой половине дня смещались к центру зала, а под вечер – к резным, с высокими спинками скамьям, на которых обычно сидели темные.

Проникнуть в темную гостиную ученику белого отделения было невозможно. Хотя ход в него не был защищен заклинаниями и фиолетовыми завесами, в одну из ниш в стене был вмурован громадный кувшин с дэвом. Неизвестно, откуда притащили темные этот долго пролежавший в земле кувшин и сколько десятилетий назад это случилось, но любой белый маг, оказавшийся хотя бы в десятке метров от него, мгновенно ощущал сосущий страх. Сердце его сжималось, и он готов был бежать сломя голову. Разумеется, всей школе об этом было известно, и никто из белых в те края не заглядывал. Темные же ученики, напротив, охотно бравировали и порой демонстративно обнимались с кувшином. Для светлого же мага это было равносильно тому, как если бы лопухоид забрался в атомный реактор, чтобы поджарить там шашлык.