Сергей Лукьяненко - Понедельник не кончается никогда [litres]

– Именно сегодня. И в этом сегодня вы уже существуете один. И в полночь прыгнете не в это утро, а во вчерашнее. Вы уже там, друг мой, и в этом вчера вы так ничего и не решили. Придется сегодня.

– Старшие не желают менять свои отделы на институт. И их можно понять. – Янус бросил тоскливый взгляд на мониторы.

– Я могу поговорить с Кристобалем Хозевичем, – задумчиво произнес Один. – Федор Симеонович у нас тянет несколько министерских грантов, и по президентской программе в его лаборатории работа полным ходом. Его ни в коем случае не стоит отрывать, но Хунта…

– Будь мы в средневековой Испании, я отдал бы институт в руки Хунты и перекрестился. Но сейчас? Хунта, кстати, уже объявил мне, что ему некогда заниматься бумажками и расшаркиваться с министрами… Признаться, до недавнего времени я думал про Амперяна. Из него мог бы выйти неплохой администратор. Жаль, вот так… безвременно. Вы ведь сами проследили в крематории, чтобы все прошло, как следует?

– Кр-рематорий, – повторил попугай, – безвр-ременно…

– Да, жаль. – Саваоф Баалович кивнул. – Вы все-таки зря не пришли на церемонию погребения. Многие ожидали. Эдуард был хорошим ученым, неплохим магом… Наверное, стоило произнести речь. Это было бы уместно.

– А какой смысл во всем этом, если человека уже нет? Трепотня. А у меня время ограничено! Мне работать нужно!

– А если Ойра-Ойра? – прервал его Один.

– Стар, – отмахнулся Янус. – Это ведь для магов не возрастное, а скорее душевное. Хороший ученый, талантливейший, а искры какой-то нет в нем. Была, не спорю. А теперь исчезла. Нет в Романе Петровиче чего-то такого, что позволило бы ему стать хорошим руководителем института. Именно потому, что уж очень любит он… простите за выражение, порулить. Кафедрой, отделом – да! И то, знаете ли, многие уже заговаривали, что дорвался, слишком лютует. Но институт…

– События дня, – оборвал его звонкий голос ведущей теленовостей. Попугай нахохлился и от внимания даже открыл клюв. – Группа российских исследователей обнаружила огромные запасы рубидия в кратере Ричи. По словам руководителя экспедиции Ивана Литова, резерв огромен. Главы мировых держав выступили…

– А если Корнеев? – все так же, не повышая голоса, спросил Саваоф Баалович, но его тихий голос легко перекрыл восторженные вопли плазменной панели.

– Корнеев – прекрасный работник, но груб. Никуда не годится. Вы можете себе представить, как он будет отчитываться в министерстве?

– Да, Виктор Палыч – дурак редкий. Но прелесть, – улыбнулся Саваоф.

– В своем роде, – согласился Янус. – Опять требует новый транслятор. Руководи он институтом – он нас разорит.

– Привалов?

– Саша для такой работы слишком добрый, простодушный. Он даже Выбегалло отказать не может. Хунта обмолвился, проект новый затевает. Примитивный пока, но Привалов трудяга, может, и вытянет. – Невструев хотел сказать еще что-то, но попугай захлопал крылышками и громко вскрикнул, возбужденный новостями. Янус щелчком выключил звук, и попугай затих, только обиженно смотрел черным глазом да старательно чистил перья. – Вы еще Выбегаллу мне предложите с его орангутанами!

– Зачем Выбегаллу? А вот насчет орангутанов я бы подумал. Ева – очень харизматичная особа, лет тридцать-сорок… – Саваоф Баалович рассмеялся.

– Пусть Янус Полуэктович в этом разберется. Мне работать… – начал сердито А-Янус и осекся. Саваоф Баалович словно не заметил его замешательства – он смотрел на птицу. Попугай перелетел на плечо Невструеву.

– Прочь! – Фотон спорхнул на стол, уселся на крепление очков для виртуальной работы и язвительно повторил: «Пр-рочь».

– Поймите, друг мой, – спокойно проговорил Один, не меняя позы. В его темных мудрых глазах дрожал в самой глубине крошечный огонек – словно где-то далеко в чердачном окошке горела свечка. – Завтра для вас все закончится, и завтра же начнется, но уже иначе. И там, за полночью, еще очень длинный и непростой путь. Но поверьте мне, там не только прошлое, но и будущее. Множество знаний, затерянных в веках, которые вы, вооруженный грядущим, сумеете воскресить. Великие люди, великие цели, великие беды, но и свершения не менее великие. Сейчас вам кажется, что уйти с головой в работу – лучший выход. Мы, маги, все так считаем. И если вы думаете сейчас о том, что завтра вас не будет…

– У меня просто будет другое завтра. Я буду им. И у меня в будущем, то есть в прошлом, еще лет триста… – Янус махнул рукой, отгоняя птицу, которая с любопытством заглядывала в блестящую поверхность очков.

– Больше. Намного больше.

– …только не у меня. У него, Януса Полуэктовича, ученого с мировым именем. Янус-администратор даже не может выбрать себе смену! А завтра меня уже не будет! Будет тот, другой я. И я с самим собой даже не поговорю… Как стыдно. Так сколько у меня еще? Вы знаете, что там будет? Хотя да, вы, верно, все знаете.

Один кивнул.

– Др-рамба, – пробормотал попугай. Янус рассерженно схватил птицу поперек туловища, сунул в клетку и закрыл платком. Один с улыбкой покачал головой.

– Зря сердитесь, Янус Полуэктович. Долгое время Фотон будет вашим единственным другом. Пройдет несколько столетий, прежде чем вы сумеете выпрямить для себя время. Прислушайтесь к Соломону. Молодой человек дает неплохие советы, но не допускайте его к расчетам. И ни в коем случае не отказывайтесь от джиннов, которых он будет вам дарить. Невежливо. Выбросите потом где-нибудь в море, поглубже. И лучше пассивизировать. Поверьте, вас ждет интереснейшее прошлое. В тысяча пятьсот пятьдесят третьем году вы наткнетесь на презанятное уравнение, которое окажется, на поверку, интегро-дифференциальным уравнением Высшего Совершенства. Решайте численно. У вас получится.

– Но это вы решили уравнение Высшего Совершенства? – Янус потер виски, не в силах понять, к чему клонит Один.

– Да, Янус Полуэктович. Я. И вы. Тот вы, которого нет в нашем с вами сегодня.

Невструев смотрел на старого мага, на темное от загара, испещренное морщинами лицо, блестящую лысину, и пытался представить Саваофа Бааловича на несколько сотен лет моложе.

– Он был честнее. Я с четырнадцати лет знал, что он – это я. Он был рядом, учил меня. А вы? Почему вы не были рядом с ним? Отчего не научили…

– Он всегда знал. С этой самой минуты. И я учил. Кому как не мне знать, как непросто столько лет быть одному среди людей. Жаль, Фотончик всего лишь птица. А их век не слишком долог. Вы всегда ощущали, что ваша жизнь детерминирована существованием этой петли, поэтому после полуночи вам будет не так уж сложно привыкнуть.

И поначалу я буду подсказывать, с кем вы беседовали вчера, пока не войдет в привычку. Я очень хорошо все помню.

– Но почему Один? В Бога играете, Саваоф Баалович? Тысячелетия одиночества сделали вас самодовольным?