Сергей Лукьяненко - Понедельник не кончается никогда [litres]

– Соболезную, – промямлил Привалов, не очень понимая, что полагается говорить в таких случаях.

– В первый раз, что ли. – Корнеев махнул рукой. – Давай дерябнем.

Выпили. Спирт отдавал сырой осиной.

– Так чего с бабушкой? – Привалов попробовал проявить сочувствие.

– Да в порядке уже. Просто она жить не хочет.

Я уже устал ее оживлять. – Корнеев принялся зажевывать горечь гадостью.

– А почему не хочет? – ляпнул Привалов.

– А что, я хочу? Или ты хочешь? – пожал плечами Корнеев.

– Ну… – Привалов подумал, – не очень, конечно. Умирать не хочется.

– Из того, что тебе не хочется умирать, не следует, что тебе хочется жить, – наставительно заметил Корнеев. – К тому же умирать не хочет твое тело. А не хочет жить – это, как его, ж-ж-ж-ж-ж ж-ж-ж др-р-р-р… – Он щелкнул пальцами, появился дубль с толстенным словарем в руках, раскрытым на середине.

– Внутренняя сущность, она же Эго, понимаемое как чувствующий и моральный субъект, – сказал дубль, сверившись с какой-то статьей, после чего превратился в крысу, а словарь – в бабочку. Крыса съела бабочку и издохла.

– Вот как-то так. – Корнеев пнул трупик. Тот рассыпался в мельчайшую серую пыль.

– Глупость какая-то, – сказал Привалов и чихнул.

– Будь здоров, капусткин, – невесело отозвался Корнеев и трансгрессировал себе в мензурку еще грамм семьдесят.

Привалов посмотрел на него с сомнением и упреком.

– Мне надо, – объявил Корнеев и выпил спирт залпом. Закашлялся. Сотворил блюдечко с чем-то вроде мелко нарезанной редьки в постном масле. Попробовал, скривился.

– Слушай, – спросил Привалов, – я вот чего не понимаю. Раньше ты вроде нормальный закусон делал. А сейчас?

– Ну ты др-р-р, – уставился на него Корнеев. – Извини, – буркнул он, – ты ж это, программист. Суть не сечешь. Нельзя сотворить того, чего нет, понимаешь?

– Ну, – сказал Привалов, чтобы что-то сказать.

– Ни хрена ты не понимаешь… А, вот что. Сотвори треугольник. Первый угол прямой, второй сто градусов, третий сто двадцать, плоскость евклидова классическая. Быстро! – прикрикнул он.

Привалов машинально произнес заклинание объективации геометрической фигуры. В воздухе вспыхнула какая-то кракозябра, тут же скукожилась и исчезла, а на Привалова сверху упал невесть откуда взявшийся окурок.

– Э-э-э. – До Привалова наконец дошло. – Так ведь сумма углов треугольника всегда сто восемьдесят. А ты мне какие вводные дал? Не бывает таких треугольников.

– Во! Дошло до ж-ж-ж-ж-ж-ж! Таких треугольников не бывает. Значит, и сотворить ты его не можешь.

– Не могу. – Привалову почему-то стало грустно.

– Ну так и здесь та же ж-ж-ж-ж-ж. То есть причина. Если чего-то нет, этого и сотворить нельзя. Помнишь Киврина?

Привалов помнил. Федор Симеонович Киврин заведовал отделом Линейного Счастья. В восемьдесят восьмом Киврин собрал вещи, магически запечатал двери в лабораторию, со всеми попрощался и трансгрессировал – по слухам, в какой-то оклахомский университет, на преподавательскую должность, благо знал английский. Все ему отчаянно завидовали.

– И какая связь? – решил внести ясность Привалов, пытаясь прожевать неаппетитную закусь. – Киврин за длинным долларом поехал. Я бы на его месте тоже, наверное…

– Ни ж-ж-ж ты не понял. Киврин ученый, доллар у него не на первых местах, – строго сказал Корнеев. – Просто он занимался счастьем, это его тема. А никакого счастья у нас в стране не осталось. Сотворить того, чего нет, нельзя. Вот Киврин и отправился туда, где оно есть. За предметом изысканий. – Последние слова Корнеев произнес таким тоном, будто выматерился.

– А Кристобаль Хозевич? Он же остался? – не понял Привалов.

– Во-первых, – назидательно сказал Привалов, – Хунта сильнейший маг, но не ученый. Его истина не интересует. Его интересует успех. Научный тоже, но вообще-то любой. А во-вторых, ты его давно в Институте видал?

Привалов задумался. В последнее время Кристобаль Хозевич практически все время пропадал на подшефном рыбзаводе, при котором в декабре прошлого года организовал малое предприятие «Старт» [10] Впервые термин «малое предприятие» появилось в Положении об организации деятельности малых предприятий (одобрено Комиссией по совершенствованию хозяйственного механизма при Совмине СССР 06.06.1989, протокол 14) и означало юридическое лицо с бесцеховой структурой и с числом работающих до 100 человек. Предполагалось, что малые предприятия будут способствовать насыщению внутреннего рынка товарами народного потребления. Реальность, как это часто бывает в России, внесла свои коррективы: малые предприятия при первой же возможности занялись импортом дефицита и экспортом сырья. . Формально возглавляли его какие-то мутные «афганцы» [11] Российский союз ветеранов Афганистана (РСВА) был организован в ноябре 1990 года. Однако слово «афганцы» появилось в лексиконе советских людей несколько раньше. В основном оно встречалось в криминальной хронике. , приписанные к отделу Оборонной Магии. Ни одного из них Привалов никогда в жизни не видел. Тем не менее в Институте они числились: это он знал доподлинно, так как все расчеты по бухгалтерии «Старта» лежали на нем. Увы, из этих расчетов было совершенно невозможно понять, чем, собственно, «Старт» занимается. Осведомленные люди – в основном сотрудники отдела Предсказаний и Пророчеств, который в последнее время ожил и окреп благодаря сотрудничеству с газетчиками, – говорили что-то насчет «экспортно-импортных операций», но эти слова оставались для Привалова китайской грамотой. Он все надеялся выяснить что-нибудь у самого Кристобаля Хозевича, но тот в ВЦ не появлялся, присылая все бумаги со служебными ифритами [12] Ифриты – разновидность джиннов. Как правило, это дубли древних персонажей кавказских и среднеазиатских национальностей. В начале девяностых ифриты широко использовались самыми разными лицами и организациями, в основном из-за их тупости, жестокости и незнания русского языка (что в известных ситуациях являлось полезным бонусом). .

– Полгода точно не видел, – признал Саша.

– Вот! – Витька поднял палец. – Потому что смысл жизни тоже кончился. Поэтому Хунта на свой отдел положил с пробором. Или с прибором.

– Вот оно что, – уважительно сказал умудренный Привалов. – Так это как же, – до него, наконец, доперло, – теперь в стране нормальной еды больше не осталось?

– Как тебе сказать… – Корнеев дунул на грязные тарелки, превратив одну в пепельницу, а другую в плевательницу. – Жратва-то нормальная в принципе есть. Просто реальность пре… переконфигурировалась. Таким образом, что все вкусное достается конченым ж-ж-ж-ж и последним др-р-р-р.

Мы с тобой не ж-ж-ж-ж и даже не др-р-р-р. Ну то есть в чем-то, конечно, ж-ж-ж-ж и местами др-р-р-р.