JK Светлая - Змееносец

Его Величество озадаченно посмотрел на Маглора Форжерона. И обратился к Мари:

— Ты что-нибудь понимаешь? Ты все же знаешь его лучше, чем я…

Мари поморгала. А потом улыбнулась.

— Ну… В прошлом году у него диагностировали атеросклероз, — произнесла она медленно, — а современную медицину он не признает…

Мишель коротко кивнул. Слова Мари ничего ему не объяснили. И снова взглянул на Великого магистра.

— Мессир, так чего же вы хотите?

— Покончить с местью, дорогой племянник! — торжественно объявил Маглор Форжерон и ткнул пальцем на ожерелье. — Змея вернулась к ее владельцу. Мари вернулась домой. А ты достойнее твоего богомерзкого батюшки. Петрунель всем нам оказал услугу.

В этот момент за окном сверкнула молния, и страшным грохотом разнесся гром. В ноябре. Накануне зимы. Когда снег стелился по земле мягким белоснежным ковром.

— Ну, это уж слишком, любезный племянник! — объявил в Безвременье Маглор Форжерон. — Я намерен передать трон и титул Великого магистра королю Мишелю, так что даже не трепыхайся!

Равнодушно глянув на молнию за окном, Его Величество повернулся к старику и сказал:

— Великий магистр! Мне ни к чему ни ваш трон, ни ваш титул. Мне достаточно того, что передал мне мой отец, каким бы он ни был. Теперь у меня есть все, чего бы мне желалось, — он с нежностью взглянул на Мари, — и больше я ни в чем не нуждаюсь. Отпустите нас из своего Межвременья и оставьте, наконец, в покое.

— Я прибуду к вам на Рождество. К тому времени, надеюсь, вы найдете в себе силы простить меня, — спокойно заявил Великий магистр.

— Я велю приготовить для вас гостевые покои.

— Покои герцогини Катрин мне подойдут! — объявил Маглор Форжерон и развеялся в воздухе, а из коридоров послышался шум снующих туда-сюда слуг.

— Кто такая герцогиня Катрин? — тихо спросила Мари, вглядываясь в пространство, в котором исчез ее крестный.

— Хозяйка соседнего замка. У нее та самая кухарка, которая делает лучшие сыры в округе.

— Ааа, — ответила Мари и поморгала. О том, почему покои соседки были в замке у короля Мишеля, она решила не спрашивать. В конце концов, у дядюшки был атеросклероз. — И что мы будем теперь делать?

— Венчаться! — провозгласил Мишель и крепко поцеловал невесту в губы.

Декабрь 1185 года, Трезмонское королевство, Конфьян

Слова… Как много значения он придает словам. Таким уж уродился. Пусть нелепым, с горячим нравом и глупым сердцем. Пусть он никогда не оправдывал чужих надежд. Но был верен себе. И своей любви. И продолжал ждать слов, пусть никому не нужных.

Маркиза Катрин в зеленом плаще, подбитом лисой, пристегнутом драгоценной брошью — фамильным украшением рода де Конфьян, прогуливалась по саду, полному снега, а он, молодой маркиз, замирал у окна, глядя на нее сквозь стекло.

Не выдержал. Накинул плащ на плечи и помчался вниз, дорогой думая, доколе ей станет сил скрывать от него правду. Эта правда, невысказанная, молчаливая, немым и глухим камнем легла меж ними. И он боялся того, что она снова могла придумать себе. А ведь он знал о ней все, знал ее всю — во всей изменчивости и совершенстве тела, дыхания, мысли, чувства. И это было прекрасно. Тайна ее была прекрасна. Так отчего же она молчит? Быть может… Быть может, и сама еще не знает? Не догадалась?

Он догнал ее у старой липы, посаженной когда-то давно еще его дедом, который, говорят, был известным на весь маркизат музыкантом. Схватил за плечи и увлек за собой в тень, откуда никто не смог бы увидеть их из окон замка. Жадный поцелуй и глаза в глаза:

— Вы долго гуляете — должно быть, уже замерзли?

— Долго? Я не заметила, — улыбнулась Катрин. — И вовсе не холодно. Здесь, наверное, красиво летом?

Она отвернулась, рассматривая сад и представляя, как он может наполниться детским гомоном. Уже совсем скоро. А она до сих пор так и не сказала своему супругу о ребенке. Эта тайна терзала ее. Что мешало ей рассказать, и сама не знала. Ее мучило то, что она скрывает правду так же, как и Серж когда-то. Но не меньше ее тревожило опасение, что он может не принять эту правду. И день за днем откладывала их разговор.

— Не помню. Меня увезли отсюда совсем ребенком. Наверное, этот сад почти не слышал детского смеха. Ни эти липы, ни эти вязы…

Катрин вздрогнула и взволнованно сказала:

— Обещайте мне, что ни одного из наших детей никогда не увезут отсюда!

— Только если они сами того не захотят, — ответил Серж, притянув ее к себе и прижав ее голову к своему плечу. Мучительная нежность, как всегда, когда она была рядом, пронзила его душу. Нежность удвоенная — ведь в ней самой теперь билось два сердца.

— Катрин, — глухо проговорил он, — вы верите мне?

— Я верю вам, — прошептала она, замирая в его руках от счастья. — И я… я должна сказать… я давно, наверное, должна была рассказать вам… я…

Замолчала, снова не умея произнести самого важного.

Он шумно выдохнул. Прижал ее к себе еще крепче — еще надумает сбежать! — и спокойно спросил:

— Так значит, в монастырь вы собирались, нося под сердцем мое дитя?

Глаза ее округлились от удивления. Он знает! Знает! И неожиданно по щекам потекли слезы. Теперь, должно быть, она совсем ужасно выглядит. А ведь так старается быть всегда для него самой красивой.

— Да, — едва слышно прошептала Катрин. — Нет, я не знала. Тогда еще не знала, — всхлипнула она и посмотрела на маркиза. — Простите меня.

— Прекрасный сюжет для канцоны, которую я никому не спою — только вам, — ответил Серж, вытирая ладонью слезы на ее лице. Дыхание перехватило. Она никогда, никогда не плакала при нем. Подчас он думал — может ли она плакать, умеет ли это ее гордое сердце? — Как вы полагаете, дает мне это право чувствовать себя хоть немного менее виноватым перед вами, моя маркиза?

— Вот уж нет, — улыбнулась она сквозь высыхающие слезы. — Будете еще более виноваты, что я не решалась вам об этом рассказать.

— Как вам будет угодно, моя госпожа, — так же спокойно, серьезно и торжественно произнес трубадур Скриб, нежно касаясь губами ее щеки, но маркиз де Конфьян тоном, не терпящим возражений, добавил: — А теперь идемте в замок, к огню — вы совершенно продрогли.

Катрин ступала по заснеженной тропинке, ведущей к замку, под руку с мужем. Прижавшись щекой к его плечу, она негромкого говорила:

— Серж, я счастлива тем, что принадлежу вам. Я люблю вас. Я всегда вас любила.

— До чего вы нынче словоохотливы. А я так много значения придаю словам! — усмехнулся маркиз и, резко остановившись, доверительно прошептал, глядя в ее колдовские зеленые глаза: — Любовь моя, я совсем забыл раскрыть вам главный свой секрет! Когда мне было шесть, я поколотил короля Мишеля деревянным мечом. Боюсь, если бы вы все же отважились на этот брак, на сей раз меч был бы настоящим.