Рэйда Линн - Белый обелиск [СИ]

- Пошли, подашь умыться, - велел Ольгер. И наморщил нос, скотина. - С наветренной стороны, пожалуйста.

Свиридов заскрипел зубами и поплелся выполнять приказ.

Потом Ольгер изволил завтракать. А Алька он с порога дома завернул назад - переменить одежду и вымыться самому. "Навоз хорош для удобрений, а не для столовой" - сообщил ройт Ольгер назидательно. И когда Альк, сменив рубашку и наскоро вымыв руки и лицо, примчался в дом, его худшие ожидания сбылись - со стола уже все убрали, и возившийся на кухне Квентин запер ларь с продуктами. Свиридов чуть не застонал. Казалось, ройт задался целью доказать ему, что до сих пор его существование было довольно сносным.

День кубарем катился под откос. Альк клевал носом и помимо воли допускал ошибку за ошибкой. Когда Ольгер, наконец, оседлал Янтаря уехал на свою прогулку, Альк, которому в этот момент следовало подметать внутренний двор, бросил метлу и растянулся прямо на земле, пристроив голову в тени. Тащиться к себе на чердак сил уже не было.

Ему казалось, что он только-только смежил веки, когда его начали трясти.

- Подъем, - приказал ройт. - Марш на конюшню, чистить Янтаря.

Обычно Ольгер занимался этим сам. Альк знал, что ройту нравилось возиться с лошадьми - но измываться над Свиридовым ему, похоже, нравилось еще сильнее.

- Почему двор не подметен?..

- Простите... я заснул.

- "Ройт Ольгер".

- Я заснул, ройт Ольгер.

- Закончишь потом, - подвел итоги Ольгер, отходя.

- А еще сапоги тебе не вычистить?.. - чуть слышно пробурчал себе под нос Свиридов, пребывавший в крайне раздраженном настроении не вовремя разбуженного человека. Альк сам едва расслышал, что сказал, и был уверен, что успевший отойти на несколько шагов ройт Ольгер не услышит и подавно. Но, к несчастью, Ольгер обладал прекрасным слухом. Не прошло и двух секунд, как Альк внезапно ощутил, что его ухо самым зверским образом выкручивают жесткие, как плоскогубцы, пальцы.

- Сапоги почистишь после, - процедил ройт Ольгер, пока скорчивший ужасную гримасу Альк из последних сил удерживался, чтобы не потянуться за его рукой, буквально отрывавшей ему ухо. - Чтобы через час Янтарь был вычищен, а на дворе все было чисто. А если я еще раз услышу от тебя какое-то "глубокомысленное" замечание...

- Простите! Я совсем не то хотел сказать...

- Я так и понял.

Если раньше выражение "кипеть от возмущения" казалось Альку риторическим, то на сей раз он осознал, что оно вполне соответствует действительности. Оказавшись в деннике у Янтаря и убедившись, что на ворохе соломы, собранной в углу, не дрыхнет перегревшийся на августовском солнце Лески, Альк со всего размаха пнул дощатую перегородку.

- Чтобы ему провалиться! - выпалил Свиридов. Потом, осознав, что говорит по-русски, повторил это на местном языке. Конечно, ройт, вернувшийся обратно в дом, никак не мог его услышать - а если бы мог, то Альк трижды подумал бы, прежде чем говорить такие вещи. Но ему хотелось думать, что он _мог_ бы высказать что-то подобное в лицо Хенрику Ольгеру. - Дикарь. Пещерный троглодит. Индюк надутый!!

Альк еще раз покосился в сторону двери и, окончательно удостоверившись, что в полутемной и пустой конюшне он совсем один, снял с Янтаря седло и достал с полки щетку и скребок.

Высокий рыжий жеребец с интересом посмотрел на оттопыренное ухо Алька и, выждав момент, прихватил его мягкими губами.

- Тьфу, и ты туда же, - выругался Альк. - Хотя, с тебя-то что возьмешь... А Ольгер твой - скотина. Унтер Пришибеев местного разлива.

Высказать накипевшее хотя бы лошади было приятно. Альк увлекся, вычищая жесткую медную шкуру Янтаря скребком, а попутно красочно, во всех деталях объясняя, что он думает о ройте. Конь косил на Алька темным глазом и, похоже, слушал с интересом.

* * *

Еще дня два ройт Ольгер всячески припоминал Свиридову его побег, а потом жизнь мало-помалу возвратилась в свою колею. И вот тогда-то, как ни странно, Альку стало окончательно паршиво. Раньше, когда его постоянно отвлекали мысли о побеге или злость на Ольгера, Свиридов забывал - или, по крайней мере, делал вид, что забывает - о самом главном. Проще говоря, о том, что он по-прежнему не знает, где он, сколько дней или недель ему еще придется здесь пробыть и даже - сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться к своей настоящей жизни. Девушка, из-за которой Альк, похоже, впутался во всю эту историю, сказала, что Луна - это еще не очень далеко. Из этого следовало, что Свиридов может находиться угодно. На Уране, на Плутоне или даже на какой-нибудь еще Альфа Центавре. Но скорее все же на Уране, потому что солнце здесь было точь-в-точь такое же, как на Земле. Оставив в стороне вопрос, как ему удалось перенестись через огромное, пустое черное пространство, заполнявшее космический эфир, и очутиться прямо здесь, Свиридов задавал себе естественный вопрос - не может ли случиться, что он точно так же неожиданно и просто "упадет" обратно? И каждое утро, не успев открыть глаза, долю секунды верил в то, что снова очутился дома.

Может быть, о нем уже составлена заметка в полицейском околотке. "Пропал без вести Свиридов Александр..." Хотя не исключено, что Альк попал не в настоящее, а в прошлое, и само время для него застыло, будто муха в янтаре. Тогда получится, что он здесь что-то делает, пытается сбежать от Ольгера - а где-то там, в квартире Перегудовых, Алелаида сидит с поднесенным к губам мунштуком, и неподвижный дым вокруг нее похож на клочья серой ваты. Но, как бы там ни было, его жизнь разделилась на две половины - "там" и "здесь".

Домой, - мысленно повторял Свиридов. Я хочу домой. Я не смогу тут жить.

Несмотря на все сходство Этого Места с его миром, были и различия. Малозаметные, подчас почти неуловимые, но от того гораздо более саднящие. Чуть-чуть другой оттенок неба. Едва ощутимое различие во вкусе пищи и воды. Даже сам воздух, хотя и вполне пригодный для дыхания, все-таки был совсем другим, хотя Альк в жизни не сумел бы объяснить, в чем заключается отличие. Странное дело: когда Альк бывал в Крыму, вода, и воздух, и южное солнце отличались от привычных, петербуржских, даже больше, чем теперь, а все-таки _тогда_ он вообще не чувствовал себя чужим. Теперь же бывшему студенту иногда казалось, что он - что-то наподобие занозы в теле этого чужого мира. Нечто бесполезное и чужеродное, от чего и время, и пространство всячески стараются избавиться. И никого, конечно, не волнует, каково при этом быть на положении самой занозы.

Но самым кошмарным, безусловно, были люди.

Кроме ройта, Квентина и Лесли, Альк не видел почти никого, но этой троицы было вполне достаточно, чтобы понять, что в этом мире ему _никогда_ не отыскать такого человека, который будет в состоянии его понять. Местные жители были чужими - от подметок башмаков до кончиков ногтей.