Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

Происшествие не особенно — если не цокнуть, что никак — выбило её из колеи, так что после основательного харча, суркования и снова харча, серая белка на две пуши с отцом вышла из дома. День обещал быть солнечным и при этом не особо морозным; тем не менее, за порогом грызи вспушились и помотали туда-сюда хвостами, вытряхивая пыль и линялый пух. Как успела заметить Ситрик, Шушки не было слышно в компании бельчат, носившихся всё по тем же местам и кидавших всё тот же снег — может быть, чем хвост не шутит, взял да и пошёл в школу. Грызям же приходилось не только идти, но и тащить на спине рюкзаки с кормом, водой, подстилками и всем прочим необходимым — зимой, когда нет-нет да и бьют по ушам морозы, отходить от гнёзд даже на день пути может оказаться достаточно чреватым.

— Паумммм… — разнеслось в воздухе среди относительной тишины, — Паумммм бээээ…

Звук был протяжный и явно исходил издалека, как оно и было — это сигналила колокольня на Козьей Горе. Стараясь соотвествовать названию, тамошние подобрали колокола таким образом, чтобы после низкого «пауммм» шёл дребезжащий звук, пух в пух напоминавший козье блеяние. Колокольня, она же каланча, служила для ориентирования в далёких окрестностях от себя — её было тупо видно за двадцать с пухом килошагов, а в безветренную погоду и слышно почти на таком же расстоянии. Кроме того, звон следовал строго по времени, заменяя пухову тучу часовых механизмов по всему радиусу действия — все щенковские знали, что если звонит пять раз — это полдень. Сейчас колокольня пробила второе утро — зимой светало только после первого, которое приходилось на темень. На деревьях в ответ на звук заорали птицы, обрушивая вниз лавины сухого сыпучего снега. Ситрик и Бронька, пырючись на это, довольно потрясли ушами.

Не особенно собираясь отмораживать хвосты, грызи без зазрения совести пошли не на Сухую дорогу, которая шла почти к цели, а на Сухенькую — и смотри не перепутай, как цокалось. При этом белки, как с ними часто и случается, ввалили в названия смеха: если Сухая натурально была сухая, потому как проходила поверху обрыва, имевшегося на границе поймы, то Сухенькая проходила как раз понизу и летом там можно было основательно усадить на оси телегу или паровик. Зимой же по этой дороге катались зимоходы, каковым и решили воспользоваться.

Состав из пяти платформ, покрытых навесами и с бортиками от выпадения предметов, прокатывался по дороге примерно раз в четыре килоцока [1] килоцок — тысяча цоков, или примерно 15 минут. Четыре килоцока — час. . При этом перевозил он отнюдь не только тушки грызей, но и много всякой всячины, которую те тащили с собой — ведь иначе для того, чтобы доставить за пару килошагов колоду или ещё что тяжёлое, каждому грызю потребовалась бы как минимум телега. А такого количества барахла в цокалище белки бы не потрепели ни разу. Вслуху этого, определить время прибытия поезда было непросто — одно дело если зайдут грызи с рюкзаками, и совсем другое если начнут грузить мешки. Впрочем, грузить тысячу мешков конечно никому бы не дали, а раз уж непременно хочется перевезти их на волокуше — будь бобр мотаться столько раз, сколько потребуется. Сейчас например на одной платформе две белки везли небольшое стадо коз, кстати цокнуть преуслышительно покрыв пол мешковиной, дабы не угваздать навозом. На остановке же ждали грызи в том числе с поленницами, и пришлось всё это закидывать в транспорт; Ситрик и Бронька, положив рюкзаки на скамейки, тоже помогали. Не помогать было просто глупо, потому как пока эти гуси не прекидают дрова, никто никуда не поедет. Следом за дровами вкатили две явно болные бочки на четыреста зобов [2] зоб — объём среднего зоба, равен 0,5 литра. 400 зобов = 200 литров. каждая.

— Эй пушнинушка, цокнем! Эх вспушённая сама пойдёт, сама пойдёт! Посвистнем, посвистнем, да цооо-окнем!

Под эту древнюю народную песенку белки поднавалились и вкорячили бочку на платформу; та слегка просела на рессорах, но явно не сверх меры. Паровоз, застоявшийся и оттого накопивший пара, негромко засвистел, а вверх вдоль дымовой трубы взлетел узкий белый фонтан.

— Где этот олуш машинист?! — цокнул какой-то грызь, вытиравший лапы ветошью, — Ах да, это йа.

Вспомнив таким образом основное, он убежал к паровозу и вскоре всё хозяйство стронулось с места. Локомотив вгрызался ведущими колёсами в ледяную колею посередь пути, и таким образом двигал себя и вагоны, поставленные на лыжи; по накатанной ровной лыжне даже тяжёлый состав катился легко. При трогании с места состав жутко гремел креплениями, как если бочку набить инструментами и гвоздями и скатить с обрыва, но потом дорога становилась тише, особенно подальше от паровоза. Громыхание случалось только на неровностях, каковых имелось мало, или когда паровоз изменял тягу, сбрасывая или поддавая. Лыжня несильно изгибалась между куртинами мощных деревьев, огородами и постройками, так что повороты не влияли на тушки. Единственное что беспокоило — так это периодическое наклонение платформы набок, потому как ровнять колею по поперечной линии не имело никакого смысла, и там где сходило — её и не ровняли. Это вызывало стойкое ощущение, что сейчас всё хозяйство кувырнётся, и Ситрик инстинктивно отодвигалась к противоположному краю — а ведь она пользовалась волокушами постоянно, в отличие от многих, но ничего не могла с собой поделать! И это при том, что она никогда не слыхала, чтобы платформа действительно завалилась.

Бронька передал через пассажиров четыре курицы добра за проезд; белки с козами конечно уронили дензнаки и с ржачем искали их среди копытных, так что дошли до паровоза они только к следующей остановке. В остальном же оставалось глазеть ушами вокруг и слушать, чтобы не отморозить хвост на свежачке при сидении на одном месте; хотя скамейки были обиты войлочными ковриками, простое недвижение на долгое время могло обернуться насморком. Недаром любые зверьки зимой вне своих гнёзд, будь то мелкие белки или волки, почти никогда не сидят на одном месте, а какие не могут не сидеть — впадают в спячку. Грызи в спячку впадать раньше не умели, а теперь и не стали бы даже при возможности — зимой можно было наделать столько всего интересного, что глупо лежать как овощ в ожидании весны. Например, вывезти лис с острова.

Как оказалось по мере приближения к цели, пуха туда собиралось достаточно; по льду на реке была протоптана широкая дорожка, вдоль каковой протягивалась верёвка на колышках — как для ориентации ночью, так и для того чтобы в случае чего можно было вылезти из полыньи. Ещё издали слышалось гусиное гоготание где-то в зарослях опушённых снегом кустов, что громоздились по высоким берегам острова — там вообще было много заливчиков и песчаных кос, где удобно прятаться. На дорожке грызи встретились с Куртышем и Дарой, которых кое-как знавали; Ситрик припоминала, что Куртыш возил на паровике корм в местную школу, а белку можно было встретить на базаре, где она отвешивала всё тот же корм.