Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

Ситриковских родичей было как песка, что часто случается с грызями, и трясли они все возле промдвора ╧70 — некоторые жили там же, некоторые по окрестностям. Промдвор был их хозяйственной цитаделью и возвышался над окружающими пролесками своими основательными каменно-деревянными башнями; как утверждали, промдвор был построен ещё до того, как было организовано цокалище Щенков, и уж в любом случае он представлял из себя весьма внушающее сооружение. Сама Ситрик обитала в избушке через поле от промдвора, потому как в нём самом жили только те грызи, что возились непосредственно с промышленностью — плавили металл и его же ковали.

Жилось сдесь грызям привольно… впрочем это довольно таки по умолчанию, потому как грызи не имели и зачатков мазохизма, а оттого при малейшей возможности делали так, чтобы было в пух. А если раскинуть предмозжием, то возможностей таких — выше ушей, а следовательно и пуха ли. Большое количество бельчат бегали вокруг гнёзд, цокали, чивкали, и кидались снежками, неслушая на то что снег был сухой и плохо комкался. Откровенно цокнуть, Ситрик не упускала случая присоединиться, так что лепила снежки и зашвыривала в зазевавшихся — и те в долгу не оставались, так что серые уши белочки порядочно отсыревали. Растрясти хвост было любезно любейшей белке, так что зимой они часто играли в снежки и катались с горок, а летом плавали в пруду и речке.

С шипением прополз лыжный поезд, фонтанируя дымом, мелкие бросились прятаться — это им тоже доставляло, чтобы успеть спрятаться. С криками «пухячим!!» рыже-серые зверьки неслись к избушкам и промдвору, переходя для удобства на бег на четырёх лапах — молодые грызи, недавно освоившие разговорное цоканье, имели другие пропорции тушки, нежели взрослые, и это позволяло им бегать по-кроличьи, как это называлось. Хотя с тем же успехом можно было цокнуть, что по кабановски. Правда, крупным грызям бросать снег надоедало куда быстрее, потому как у них имелись другие развлечения, заодно полезные для полноты брюха.

— Шуша!! — оглушительно цокнула Ситрик, догоняя уже довольно крупного бельчонка.

Тот сначала взлетел по деревянному водосточному лотку на крышу крайней избы, и только потом глянул вниз.

— Ситрик, кло!

— Кло. Ты опять в школу не ходил, грызун-хвост?

— Нет, — цокнул Шушен, — Было не в пух.

— У тебя уже пухову тучу дней всё не в пух, — фыркнула серая, пробираясь через снег к избе, — Твоя мама просила меня дёргать тебя за хвост, чтобы эт-самое.

— Эт-самое, то-самое… — грызун мотнул хвостом туда-сюда, подняв тучу снежной пыли, осыпавшей Ситрик.

— Пошли йа тебе что-то цокну, — цокнула белка.

— Неее, — не особо уверенно поджался Шушен.

— Ну пошли, пуховой шарик, — сказала Ситрик с такой искренней лаской, что бельчонок не устоял и с напускной неохотой спустился с крыши головой вниз, целяясь цепкими когтями за водосток.

Серенькая погладила кисти на ушах Шушена, и тот довольно вспушился, приуркнув. Бельчатам нравилось, когда их чешут по ушам, особенно симпатичные и ласковые самочки. Ситрик без лишних эмоций понимала, что она самочка вполне ничего, так что считала необходимым пользоваться этим для достижения хрурности. В то время как Шушен навострил уши, идучи рядом с ней к избе, грызунья быстро соображала, что именно она собирается цокнуть… пожалуй для начала следовало схитровать. Вслуху этих соображений белка расцокала Шушке о том, что с ней было недавно в смысле подката миллиционеров; не то чтобы бельчонок мог вынести из этой притчи пухову тучу мудрости, но зато он непроизвольно почувствовал, что Ситрик не собирается его тупо грузить, как младшего, и цокает как с равным. В этом деле халтура была недопустима, и если бы белка не чувствовала себя в состоянии, то и не стала бы браться; бельчата могли за килошаг почувствовать высокомерие и фальшивость, и тогда нечего и думать что-либо вцокать в голову. Схитровав раз, серая решила дополнить это безусловным рефлексом и подкормила зверька репой из собственных запасов, зайдя на общую кухню — или, как её называли, кормоблок. Хрумая сочную сладкую репку, грызи уселись на скамейку в тёплом помещении. После таких операций по подготовке пуха Ситрик без труда могла накрошить соль на голову Шушке. Опять же она не в конце, ни в начале не стала утверждать, что ему необходимо посещать школу — потому что это было бы неправдой, немало бельчат её и не посещали, и ничего. Скорее грызунья припоминала весёлые моменты из того времени, когда она сама училась, а таковых было более чем достаточно. Выслушав и как следует обдумавши, что цокал Шушка, Ситрик решила, что скорее всего никуда он не денется, а маяться дурью на поле возле промдвора ему надоест, вероятно, не более чем через десять дней. Ну или на худой конец, месяцев…

— А там уже и снова зима, — задумчиво цокнула Ситрик.

— А почему зима? — спросил Шушка, — Почему сначала весна, потом лето? Что за напух?

— Тебе не нравится? — засмеялась белка.

— Да нет, нравится! Просто непонятно, почему так, — бельчонок покрутил лапами, пытаясь показать на пальцах времена года, — Вот так вот раз, и кло!

— Ну не буду врать, — цокнула Ситрик, — Дело в том, что…

Дальше она не стала врать и цокнула, что единого и точного мнения по этому поводу нет. Логика подсказывала, что смена сезонов как-то связана с источником тепла — солнцем, но объяснить как именно связана, доподлинно пока не удавалось. Точнее, грызи знали, что в общем это из-за высоты восхождения светила над горизонтом, каковая влияет на продолжительность дня и ночи, а почему так получается — одному пуху известно. Прохаживались предположения о том, что или солнце вращается вокруг Мира, или наоборот — на это слишком явно намекала чёткая периодичность сезонов, и знакомые с вращением грызи понимали, что повторение проще всего объяснить именно вращением. Кроме того, Ситрик невзначай упомянула и про фазы луны, каковые явственно влияли на всхожесть растений и многое другое; она могла бы много рассказать Шушке, но сдесь уже приврала и цокнула, что больше не знает. Любопытное грызо, если оно действительно любопытное, пойдёт трепать за уши грызей как раз в школе. По крайней мере, перецоками остались довольны оба грызя, что уже было в пух; мелкий убежал опять кидать снег, а серая пошла суркануть.

К утру, едва белка высунула уши из сурковательного ящика с сухим мхом, за них схватился Бронька, ситриковский отец.

— Во, дочь!! — радостно цокнул он, обнаружив дочь, — Как оно, в пушнину?

— Более чем, — зевнула Ситрик, — А что такой довольный?

— В нулевых просто так, — резонно цокнул белкач, — А во первых, есть кой-какая дребузня.

— Ты кормился уже? — уточнила белка, — Тогда пошли поедим, там и цокнешь, что за напух на наши хвосты.