Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

Даже удар вскользь тигровой лапой здорово приложил грызя, но по крайней мере можно было посчитать, что он легко отделался — кости вроде бы целы, а царапина от когтя, пропоровшего толщенную пухогрейку, не особо глубокая. На всякий случай Хвойка применила на царапину то, что обычно применяют на царапины — цокнула как знахарка ещё раз, да. Неслушая на предложения, Руфыс начисто отказался оставаться в цокалище, заявив о том, что как раз к возвращению на болото будет совсем как новый.

— А то жирно будет этому бесформенному коту, чтобы йа не пошёл в болото! — цокнул Руфыс.

— Да нет, — хмыкнула Рилла, — Жирно ему было бы оставить от тебя один хвост. А болото ему, поверь, глубоко попуху.

Грызуниха испытала конечно некоторый испуг от, но тем и хорош тигр, что испуг длится очень недолго. В любом случае — недолго. Как потом выяснилосёнок, скворчья поговорка «зуда-зуда» происходит от ихнего названия тигра — «зуда», причём произносится это исключительно с истерической интонацией. Как бы там ни бывало, зуда… тоесть тигр, не помешал добраться до цокалища. Зимой оно выслушило куда более чистым, чем без снега — теперь по дорогам пролегали колеи, а не канавы с грязью. Между складами и базаром дымили мыши, таскавшие Разное по всему околотку с конечным пунктом на Триельской. Нет-нет да слышалось то самое, про зуду, и заставляло вспушаться: слышимо, скворки и бубнили, чтоб не забывать.

Недолго выдумывая, пуши завалились в центр-избу, нашли ответственные уши и вытрепали их. Лайса, которую поймали Макузь и Ситрик, сейчас сурковала у себя в гнезде глубоко в Лесу, а тряс за неё Раждак. Грызь резонно цокнул, что оставить Жмурыша можно и даже нужно, а лапы ему при желании тоже найдут, чем занять. Вообще он проявил хохолочный подъём, узнав о цели похода группа, и обещал содействовать. В общем это было ни разу не удивительно, учитывая что разработка тара потребовала бы расширения дороги до Шишмора от мышиной до стандартной, как минимум, а это всегда в пух в хозяйственном плане.

— Ну не цокни, — заметила Хвойка, — Не обязательно, что пуши будут за. Мыши это одно, а когда поезда по сотне вагонов кататься начнут, это другое. Кудахтанье подымется, возня…

— На то оно и цокалище, — цокнул Бульба, — Отошёл в Лес — и кло, нет возни.

— Поперёк не цокнешь, — согласилась Рилла, пырючись на Лес вокруг: возни не наблюдалось.

Останавливаясь на ночлег прямо в Лесу, обогреваясь костром и чаем с него, пуши вернулись к теме. Руфыс действительно оправился и таскал дрова не менее бодро, чем остальные. Как было рассчитано, следовало забросить на дальний остров…

— Кстати, как назовём? — спросил Бульба, когда уже почти протоптал тропу дотудова.

— Мм… Хвостий хвост! — цокнула Рилла, и сама заржала.

…, который теперь назывался Хвостий Хвост, около трёх ночных комплектов дров. А для этого по двум промежуточным станциям должно было иметься двадцать комплектов. Если учесть что комплект легко утаскивался пушей, а на санках и все три, то дело продвигалось достаточно шибко. На четвёртый день Рилла и Руфыс уже пришли на ночёвку на Хвостий, дабы с утра отправиться ослушивать пруды и далее, куда достанет слух. Костёр, даром что маленький, проплавил снег до самой земли, так что возле него пахло не только дымом, но и сырыми листьями и хвойником, что было в пух. Привалившись бочком друг к другу и хвостами — к коряге, грызи смотрели на огонь и слушали, как потрескивают поленья. Зимой треск был приятен уху, потому как не следовало беспокоиться, что отлетевший уголь подожжёт что-нибудь.

— Как думаешь, Руф, — тихо прицокивала белка, — Грызь когда-нибудь сможет взлететь в воздух, аки птица?

— Хмм… — прикинул тот, — Думаю что именно аки птица вряд ли. Птица она для этого приспособлена, а грызь нет.

— А как по другому?

— Ну например вот так, — Руфыс сложил из оттаявшего жёлтого листа подобие птички, и пустил вверх, — Слышишь, не сразу падает? А если такая штука будет большая, и на ней какой-то двигатель, чтобы разгонять, то.

— Пух ты! — восхитилась перспективой Рилла, — Можно было бы пролететь над болотами и враз всё увидеть! Даже не знаю, стоит ли так делать.

— Что, пролетать над болотом?

— Да. Слышишь, возимся, лесок хрурный, снежок белый, кло. А так чего бы мы возились?

— Возиться можно и просто так, а не тару ради, — заметил Руфыс, — Просто есть такое правило, что новыми средствами нужно расхлёбывать новую кашу. То есть делать более всего то, чего нельзя было сделать старыми средствами. Всмысле, болота мы и пешком закартографируем. А вот если пух из хвоста а надо что-нибудь перебросить быстро, там где дорог нету — тогда по воздуху самое оно.

Подумав про самое оно, грызи довольно вспушились. По прошествии ночи же они не только вспушились, но и двинули непосредственно к тому, зачем затевали всё погрызище. Огибая плотные куртины кустов и прощупывая дорогу палками, Рилла и Руфыс пробрались вполне близко к незамерзающей воде. Овальный пруд диаметром шагов пятьсот казался совершенно чёрным, и судя по жирной масляной плёнке на воде, тут не водилось ни рыбы, ни уток. Зато прямо в центре явственно булькало. Руфыс пролез через кусты по островку-кочке, обломал край наледи и вытащил палкой чёрную жижу, скопившуюся по краю.

— Собственно это и есть грязный тар, — цокнул он, разглядывая добычу, — Слышимо, тут его достаточно. Кстати, как ты собираешься узнать точно, сколько?

— Ну, йа цокала что, — мотнула ухом белка, — У нас считают, что тар вообще образуется в залежах ила и стекает в самое низкое место, где и получается пруд типа этого, потому как концентрация тара высока и он начинает выделять газ и булькать.

— Низкое э? — прикинул грызь.

— Ну да. Под болотом, думается, точно такой же грунт, как и под Лесом, — пояснила Рилла, — Рельеф, кло?

— Кло-то кло, но это получается надо промерять глубины, а тут не кочки, а просто глубокая вода! Лодка нужна.

— Вот в запятую цокнул, — кивнула грызуниха, — Мы же что цокали — разведаем расположение прудов, узнаем можно ли до них добраться, и по возможности подготовим дрова на перевалах.

— А промерять нечем? — ужаснулся Руфыс.

— Не-а.

— И что из?

— Это мы ещё послушаем, что из, — хмыкнула белка, любуясь на пруд, — Пока что надо закартографировать лужи, а там раскинем.

— Раскинем… — почесал ухи грызь.

Чтобы закартографировать, надо было как минимум добраться туда. Когда ветер задувал с середины пруда, несло тухлостью и газом — и это сейчас, в мороз! Летом тут наверняка вообще хоть не грызи, подумали пуши. Кстати цокнуть аккуратная Рилла на первой же остановке записала про вонь, чтобы не забыть и не превращать разведданные в слухи. Пробираясь по замёрзшему болоту прежним макаром — а они уже наловчились и даже не проваливались — грызи за рассчётные три дня обошли три больших и двенадцать малых прудов, расположеных примерно вокруг Хвостьего, и нанесли оные на карту. Карта приобрела вид тетради, измазанной кляксами — правда в отличие от, лужи отличались формой, близкой к круглой. Сей документ и был доставлен в Керовку на потеху остававшимся там — и, вслуху крысторожности, тут же скопирован. Два раза.