Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

Эти низкорослые деревца были очень плотные, отчего плохо ломались, и имели большой срок жизни — как сами по себе, так и вслуху сопротивляемости болезням и вредителям. На делянках их обрезали таким образом, чтобы получился столбик с пучком веток наверху — лет за восемь малодуб приобретал нужные размеры и очертания. Затем эти столбики использовали как столбы для живой изгороди, пересаживая в нужное место, или же для привоя на сильный корень плодовых веток. Как ни крути, а вспоминая ряды саженцев, Хвойка могла точно цокнуть, что жажа была вот такенная!..

По дальнейшему пути ей стали часто попадаться скворки в составе по три вооружённых хвоста, и тут оказалось нелишним наличие бумаг, подписанных в Щенкове и удостоверяющих, что эт-самое. Как пробурчали, помянув зуду, скворки, в околотке вообще введено пожарное положение вслуху произошедшего грабежа на дороге.

— Гра чего? — уточнила Хвойка.

— Гра бежа, — заржал топорист, поправляя съезжающий на глаза шлем, — Ну, это когда вот пык, пык, и кло!

— Хм… А есть хоть какие-то мысли, кто это был?

— Есть, пуши думают что знают, кто в ум вошёл. Облава думается уже в процессе.

Некстати, подумала Хвойка, и была неправа — возня её нисколько не затронула и не помешала выполнить задуманное. Более того, для перевозки скворчьих бойцов была задействована внеочередная мышь с пятью санями, которая обратно шла порожняком — на ней-то грызуниха и доехала до самого цокалища, с ветерком.

— Слушай, хрурненькое имя, Ветерок, — хихикнула она, прощаясь с машинистом мыши.

— У тебя не безхрурнее, — ответствовал тот.

Ослушавшись вокруг, Хвойка вспу… экхэм! Так вот, ослушавшись вокруг, Хвойка обнаружила некоторый рост активности в цокалище в сравнении с прошлым разом — колеи блестели, как стальные, потому как были очень плотно укатаны лыжами мышей, а это достигается только если много ездить. По тропинкам вдоль лыжней бодро сновали пуши, и доносилось цоканье, поквохтывание, иногда вой, а также конечно же, звук трясущихся ушей. Где-то за сараями, как оно всегда бывает, тупо гавкала собака, скорее всего енотовидная.

В нулевую очередь грызуниха отправилась проведать Жмурыша и нашла его в неплохом расположении пуха, вырезающим заготовки из толщенного листа просмолённого клоха — после того как из листа, после долгих мучений, удавалосиха вырезать нечто навроде подошвы, на этой основе дальше можно было делать сапог. Грызь обрадовался приходу белки и трепанул слегка её уши, по поводу того, какие события происходят на болотах; та естественно цокнула, что эт-самое. Ноги Жмура находились в значительно лучшем состоянии, и вслуху того что следуя рекомендациям грызь их не нагружал более чем для перехода к сортиру, продолжали приходить в норму. Хвойка снова цокнула как знахарка, пошла в лавку и достала кой-каких травок поверх обычной зел-воды, объяснив грызю как ими пользоваться.

— Да зел-вода она конечно на вкус хороша, — цокал Жмурыш, — Но впух, от неё потом лапы чешутся что-нибудь сделать, а делать нельзя!

— Думаю ещё дней десять от силы, — заверила его Хвойка, — Кстати цокнуть, ты не хочешь вернуться в Щенков с мышью?

— Вообще мысль проскакивала, — признался грызь.

— Вот. А макаться в ледяную воду тебе сейчас крайне противопоказано, опять схватишь на месяц.

— Тогда наверно поеду, — цокнул Жмур.

Но это ещё не всё, цокнула себе Хвойка. Поездка на мыши сколь безопасна для здорового грызя, столь и чревата для не совсем здорового. Если паровозик встанет на пол-пути к Триельской, что с ним часто и бывает, пуши спокойно дойдут лапами, а Жмур нет.

— Только учти такой песок, — цокнула она, — Когда будешь доцокиваться с мышиными о поездке, не вздумай цокнуть, что здоров как лось.

— И не собирался, — фыркнул грызь, — Хотя за напоминание хруродарю, мог и забыть.

— Тогда услышимся в Щенкове! — погладила его по ушам Хвойка.

Она прошла по станции, где разгружались мыши, и истрепала не одну пару ушей, но пока никто на Триельскую не ехал, так что Жмурышу предстояло найти попутку лично. Хвойка же направилась в лавку с вывеской «1», что означало не иначе как кормовые товары, с целью наменять на единицы Добра кой-чего, а главное зел-воды. Таковая отвешивалась в бутылках по два зоба объёмом, что белке сильно не понравилосиха, потому как переть на себе тяжеленную бутылку, в общем напух не нужную, она сочла излишним. В итоге она слила зел-воду в бурдюк, а бутылки отдала обратно. Хвойка ещё ослушала стеклотару — толстое зелёное стекло, выгнутое внутрь дно бутылки и ярлык с надписью «Бугорянская мануфактура, кло».

Мимо, топая сапогами по снегу и гремя инвентарём, прошёл отряд пушей в двадцать, завывая строевую:

— Зуда-зуда, бу-бу-бу! Зуда-зуда, бу-бу-бу! Зуда-зуда…

— Впух, — помотала головой торговка, — Как начнут бубнить, уши вянут.

— Ну да, затупливает, — хихикнула хвойка, — Скворки?

— Да если бы! Это вспушенные, из осеннего призыва.

Уже отойдя от цокалища с полным рюкзаком, Хвойка сама невольно начала бубнить то, чего хватанула — а от этого сначала захихикала, а потом и заржала в голос, аж в снег упала.

На болоте конечно тоже ржали, хотя кататься по снегу остерегались вслуху наличия полыньёв по всем сторонам от разведанной тропы. Взявшись за бочку, грызи катили каждый свою — поднимать её тупо в любом случае, да она и не воздушная далеко. Катить таким образом предстояло означенные килошагов пятнадцать, и за день не управиться даже с одной бочкой. Помогало то, что сам грызь шёл по утоптанному снегу, а бочка катилась по целине по краям и была от этого выше; не помогали, а таки наоборот, кочки и кусты — но зато круглая бочка ни за что не цеплялась.

После некоторого потепления снова вдарил морозец, и снег покрылся достаточно прочной ледяной коркой — ходить конечно никак, но вот таскать волоком — вполне, чем и пользовалисица. Чистое голубое небо кое-как отгоняло сонливость, неизбежную после многих часов работы, и заставляло трясти ушами. На три хвоста грызям потребовалосёнок шесть дней, чтобы перетащить все части плавсредства к первому пруду возле Хвостьего острова. Выбрав подходящую площадку, они начали сборку этого чудища.

После сборки стало ясно, что придётся ещё и вырубать во льду место для причаливания, потому как тонкий лёд не давал подплыть дальше, а вылезти на него нельзя. Наконец, после такенного погрызища, бочкоплот оказался в воде и показал себя с хорошей стороны в плане устойчивости, чего пуши опасались. От веса Руфыса, залезшего на жерди между бочками, поплавки ушли в воду совсем немного, и пользуясь веслом, вырезанным из брёвнышка, грызь довольно уверенно проплыл кружок по водоёму. Рилла подпрыгнула от радости, но услышала снизу предостерегающий треск льда и более не прыгала, а пошла готовить инвентарь для замеров.