Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

Основной лагерь теперь находился на Хвостьем, дров там хватило бы на несколько дней, так что и. Грызуниха сама вышла «в море» и долго возилась, налаживая свои снасти. С берега пруд казался совсем небольшим, но когда сидишь низко на жердях, кажется по другому — вокруг целая клякса непрозрачно чёрной воды, и только качающийся плот под лапами. Головой Рилла понимала, что глубины тут от силы шагов пять, но всё равно уходящий в темноту тросик с грузом вызывал поёживание. Тем более, что глубина отрисовалась на отметке десять шагов — стало быть, впадина была весьма с резкими краями.

— Скока?? — крикнул с берега нетерпеливый Руфыс.

— Несколько! — точно ответила Рилла, — Пока десятка.

— Оягрызу!

Грызла и Рилла, потому как из этих десяти не менее шести приходились на жидкий ил, явно на много частей состоящий из искомого тара. Практически прямо внизу под лапами находилось-и-два-лосёнка целое озеро тара! Ну, или по крайней мере, пруд. У белки аж пух захватило, настолько что она чуть не сорвалась с жердей в воду — вот был бы сюрприз, хоть не цокай. Относительно чистая вода в пруду имелась между этими четырьмя шагами глубины и поверхностью, а на самом верху плавал слой совсем чёрной фракции, похожей на то что называли мазутом. Вляпаться в эту жижу было совершенно излишним, если не цокнуть больше — и никто из наличных грызей не вляпался, будучи осторожен.

Бочкоплот отлично выполнял свои функции, за что Руфыс торжественно присвоил ему имя «Пик Скупости»… После того как все проржались, он ещё добавил, что стоит прицепить атрибут «особо вспушённый», как это делали с особо удачным чем-нибудь, будь то корабль, мануфактура, отряд или зимоход. Присутствовавшие белки цокнули, что особо вспушённым он действительно будет, когда выдержит десять сборок и разборок после претаскивания между прудами. Грызи при этом хлебали зел-воду, потому как Хвойка уже была на месте и скалила резцы, глядючи на пруд.

— А что-то мне кажется ты задержалась, Хво? — цокнул Бульба.

— Было слегка, — усмехнулась она, — Как йа цокнула, там по околотку вообще пожарное положение было из-за каких-то чумных хорьков, ну вот и. Иду йа значит обратно, слышу след поперёк тропы, слухнула — три хвоста сидят у костра, рядом мешки большие, и всё как-то дёргаются и опасаются. Ну думаю, оторви мне уши рысь…

— Уши тебе могла оторвать не рысь, — заметил Руфыс, — Ну и?

— Ну и, послушала, ношу сныкала и ходом к повороту, где скворки стояли, — Хвойка поёжилась, — Эти не такие уж глухие оказались, давай за мной шуровать.

— Дыых, — передёрнулась Рилла, представив.

— Ну поперёк не цокнешь. Пришлось пальнуть из налапника, причём не перцем, а пулей.

— По лапам? — зажмурилась Рилла.

— Цокнешь тоже, йа тебе что, пропушиловский стрелок, лапы выцеливать? Куда попало туда попало, а попало в балду, — тут никак нельзя было уловить сожаления в цоках грызунихи.

— Непуха ибо! — подтвердил Бульба, — Хво, это в пушнину. Только у тебя вроде один патрон и был?

— Хватило, — хмыкнула она, — Эти подранка бросили и драпать, а на выстрел скворки нагрянули на лыжах, так что скоро животных уже того.

— Ууу, пуховые уши! — потрепал хвойкины уши Руфыс.

Все сошлись во мнении, что это в пух — хотя и в буквальном смысле. Такое — всмысле пожарное положение — случалосиха каждый раз, если происходило что-то противохрурное и не лезущее в ворота. Буквально всё грызонаселение могло забросить все дела и выйти на такую облаву, скрыться от которой не могли никакие чумные хорьки. Вдобавок как правило из Щенкова приходили дополнительные милицейские отряды, натасканные сами и с не менее натасканными прилапнёнными волками для хватания и сороками для выслеживания. Чего пуши не умели — так это терпеть грызаный стыд, и его ликвидация всегда становилась самым важным делом — натурально как при пожаре.

В любом случае, огнестрел сыграл как ему и было положено, а пуши получили дополнительный запас корма и зел-воды, каковую испивали регулярно для поддерживания бодрости тушки. Бодрость же пуха била через край, потому как теперь у них имелись несколько горшков тара, начерпаных с глубины буквально голыми лапами! Ну всмысле, при помощи верёвки, конечно, и с борта «Пика Скупости» — но главное, что они были. После отстаивания и процеживания через плотную тряпку получалась лёгкая фракция, даже горевшая в огне костра с противным запахом и сизым дымом. Даже такие результаты весьма внушали и заставляли вспушаться.

Возни всё-таки оказалосиха предостаточно — Рилла потратила на первый пруд два дня, чтобы промерять его по нескольким линиям, записать результаты и провести зачерпывание из осадочного слоя. Прочие грызи в это время занимались всё тем же, чем и раньше — таскали дрова по тропе от самого Понино, потому как много их явно не будет. После того результаты оказались зафиксированы на двух листках плотной бумаги, плавсредство вытащили на лёд и разобрали на составные части, тобишь бочки да жерди.

Пушесобранию пришлосиха признать за плавсредством звание особо вспушённого, когда оно успешно проплавало и по второму, и по третьему прудам, а Руфыс на этом не остановился и прибил к «борту» табличку с вырезанной надписью «Корабль Щенковского ЦокСовета «Пик Скупости». Особо вспушённый, имени Риллы Клестовой» — всё равно вечерами лапам делать особо нечего, кроме как вырезать табличку.

— Это да, — хихикнула Рилла, перебирая в очередной раз записи под светом лампочки, повешеной на сук, — Йа когда на юга плавала, корыто называлось «Низ Жадности».

— Почему «низ»? — покатился со смеху Руфыс.

— Потому что «верх» взяли как название ещё раньше. Посиди-ка на хвосте, ты ведь слышал про это!

— Может и слышал, но забыл напух.

— Ладно, — цокнула белка и потушила лампу, дабы проявить верх жадности в отношении масла, — Кстати тар люто потребен и для светильного масла, а оно в пух.

— Вроде из него много не получается? — припомнил грызь, — Тоесть совсем пух да нипуха.

— Из него да, но зато из него получается желтин. А он потребен для того чтобы вытапливать масло из древесной стружки, получается вполне годно.

— Да на мой слух, уже годно, — цокнул Руфыс, гладя бельчону по хвостищу.

Из потрескивающего костра искры улетали вместе с невидимым дымом прямо в звёздное небо, раскинувшееся над притихшей заснеженной топью. С прудов подванивало газом и несло сырость, а под лапами имелся первосортный пух.

Пока одни пуши промеряли глубины прудов на месте, другие занимались раздумыванием и изучением общих вопросов, причастных к теме, и в частности этим оказались забиты уши Макузя. Само собой он регулярно таскал воду и дрова, а также ремонтировал паровики и прочую пуханизацию, да и к весеннему севу на огороде тоже готовился, но всё это не только не мешало, а таки помогало процессу. Думать в наглухо закрытом гнезде удавалосиха от силы день, а потом требовалось черпануть ещё Дури из Мира, известное дело. Вслуху этих соображений воду таскали даже пожилые грызи, ходившие в учгнезде в лютых препесторах — таскали за милую пушу, и другим не давали без очереди.