Александр Рудазов - Призрак

— Нет еще, брат, йоу! Это Сукхавати, йоу! Чистая земля Будды!

— Ты что, буддист?

— Йоу, брат, йоу, слава Будде! — закивал негр, стуча по тамтаму. — Я был перерожден нигером светлым, просветления искал в горах Тибетских, в прошлой жизни был конопляным листом, но судьбою гоним, стал я гангста-рэпером. В тёмных улицах детройтских нашел призвание, там мы рэп читали и шмаль курили. В те дни не узрел я еще высшей истины, был я грешным нигером, прости меня, Будда! Йоу Будда, йоу Будда!..

Эскалатор вез Данилюка все выше, и вскоре голос блаженного рэпера совсем стих. Облака же постепенно становились все белее, неземной свет разливался все ярче… и вот его наконец вынесло на самый верх! Ступени закончились, и Данилюк ступил на… облако, видимо. Бескрайнее, очень пышное, каким-то образом одновременно твердое и мягкое.

Да, это несомненно Рай. Никакого сравнения с Загробьем. Только самые лучшие, самые райские его уголки вроде Элизиума, полей Иалу или Светлого Завтра могли сравниться с этой волшебной красотой.

Над головой простиралась радуга. Бескрайняя, занимающая четверть небосвода. А вот солнца Данилюк не видел — за пределами радуги небо было сплошь белым. Но не та яркая, слепящая белизна, что у снежного поля в безоблачный полдень. Нет, на этой белизне взгляд отдыхал, успокаивался.

И облака. Повсюду были облака. Вверху и внизу, мягкие и пушистые, всех возможных цветов и оттенков.

Это не настоящие облака, конечно. Настоящие — это просто водяной пар. Тот же туман, только более густой.

А эти похожи на сахарную вату. Или мыльную пену. Данилюк потрогал одно — мягкое и пушистое. Надавил сильнее — рука прошла насквозь. Попробовал присесть — получилось. Комфортно, как в кресле-мешке.

Но забавляться с облаками Данилюку быстро надоело. Покрутив головой, он увидел вдали врата. Огромные, но очень ажурные, перламутрового блеска. Они словно состояли из чистого жемчуга… хотя почему бы и нет? Здесь такое вполне возможно, наверное.

Небесный эскалатор, на котором Данилюк приехал, оказался не единственным. Шагая к вратам, он то и дело замечал другие. И на них тоже приезжали духи — постепенно вокруг становилось все люднее.

У самых же врат скопилась целая толпа. Хотя никто не шумел, не суетился — духи выстроились длиннющей линией. Подошедший к ее концу Данилюк продолжил было шагать к вратам, но какой-то усатый старикан окликнул его:

— Дружище, тут очередь вообще-то. За мной будешь.

— Извиняюсь, — слегка смутился Данилюк. — А без очереди никак?

— Никак.

— Вообще никак? А если я инвалид? Или беременный?

— Это очередь в рай, дружище. Здесь у всех равные права. Я тоже инвалид, между прочим.

— Где?

Старик слегка повернулся, и Данилюк сконфуженно увидел, что у него нет левой ноги выше колена. Правда, он и на одной правой стоял, как на двух — без костылей, без палки.

Ну оно понятно, духу увечья безразличны.

— На войне потерял, — прокомментировал старик.

— Это ничего, здесь новая отрастет, — сказал кто-то спереди.

— А скоро?

— А ты давно ее потерял?

— Да лет тридцать уж. В Афгане.

— Ну, старые увечья дольше заживают… Но ты все равно просто подожди немного.

— А ты откуда знаешь?

— Так на очередь посмотри.

Данилюк немного отошел, внимательно осмотрел людскую вереницу и быстро заметил разницу. Те, что стояли в самом конце, выглядели не очень-то — в основном старики, седые и морщинистые. У многих больной вид, калек тоже хватает. Вон у того лицо разворочено, этот обгорелый весь, третий вообще на человека не похож, настолько страшно изуродован.

Но чем дальше, тем лучше духи выглядят. Увечья исчезают, спины распрямляются, лица разглаживаются. С тех, что в самом начале, хоть картину пиши — лучшие люди нашего края. Все молодые, красивые.

Оценив длину очереди, Данилюк приготовился к долгому ожиданию. Впрочем, он никуда не торопился. Есть-пить не требовалось, спать не хотелось, усталости не было — чего б не постоять?

И постоять пришлось. Час тянулся за часом, небесные эскалаторы то и дело доставляли новеньких. Очень часто, в общем-то. Спереди очередь довольно быстро укорачивалась, но сзади она с той же скоростью удлинялась, и в целом получалось так на так.

Иногда мимо проносились маленькие дети и младенцы. Этих пропускали без очереди и, кажется, даже без собеседования.

Многие стояли с животными. Сгорбленная старушка, вставшая как раз после Данилюка, приехала на эскалаторе с кошкой на руках — а уже здесь ее встретила еще одна. При появлении своего человека она сердито замяукала, явно недовольная долгим ожиданием.

Что именно происходило у самых врат, Данилюк за чужими спинами не видел. Можно было сходить, поинтересоваться, но он опасался, что потеряет место в очереди. Номерков тут не было, никакое табло нигде не светилось — просто стояли друг за другом, в несколько линий.

Впрочем, никто не шумел, не скандалил. Не за картошкой все-таки.

Хотя тишины тоже не было. Духи шептались, переговаривались, жадно ловили любые крохи информации. Приехавший из Загробья Данилюк оказался редким исключением — почти все остальные умерли буквально только что.

Кого-то к райским вратам доставили ангелы, перед кем-то просто появился туннель из света или лестница в небо. Насколько Данилюк понял, первую стадию распределения все уже прошли, осталось собеседование со святым Петром.

Но многие все равно ужасно нервничали. Одноногий старик перед Данилюком стоял мрачный, поминутно вздыхал. Был он в потертом мундире, на груди блестели ордена — видимо, с ними его похоронили.

— Волнуетесь? — спросил наконец Данилюк.

— Есть малёхо… — кивнул старик.

— А что так?

— Да не пустят меня, наверное… Я людей убивал.

— Это кого?.. а, на войне?

— Ну да, на войне. Но убивал же…

— И много?

— Семь человек… или восемь.

— Точно не помните?

— Просто насчет одного не уверен. Это друг мой был, товарищ боевой. Его подстрелили, он сильно мучился, попросил добить. Вот не знаю, считается это убийством или нет…

— На войне не считается, — подал голос дух спереди.

— Почему это? — нахмурился ветеран. — Сказано же «Не убий«.

— Ох уж этот ваш русский язык! — насмешливо хмыкнул его сосед. — Одно и то же слово для убийства родного отца и для шлепка по комару. Не убий, ха. В оригинале-то у слова «убий« гораздо более узкое значение. Чтобы эту заповедь адекватно перевести на ваш, на русский, правильно будет сказать: «Не убий с умыслом, из ненависти или корысти«. А смертная казнь, защита жизни или чести, а также участие в битвах под эту заповедь не попадают. Такие убийства в оригинале обозначаются совсем другим словом.

Ветерана это особо не успокоило. Он явно продолжал переживать.