Сергей Песецкий - Записки офицера Красной армии

Теперь я часто беседую с пани Юзефой о России и рассказываю ей правду о том, как там всё есть. Но всё рассказывать мне даже страшно и стыдно. Я и так среди них как тот дикарь. Лишь в Польше я начал узнавать мир и увидел хорошую жизнь. А кроме всего хорошо ещё то, что никого кроме немцев я не боюсь. Люди тут такие, что доносы не пишут и один другому умышленно не вредит.

После того как я познакомился с несколькими местными парнями, оказалось, что Малуги в самом деле не такие уж богачи, как я себе представлял сначала. У других и больше земли. У некоторых есть луга или участки леса и живут они намного лучше, чем Малуги. Так что оказывается и без колхозов крестьяне могут хорошо управляться. А в наших колхозах людишки работают целыми днями и даже хлеба им не хватает.

Вспомнил я нашу песню, которую все всюду поют и по радио постоянно играют:

Вся Россия поёт эту песню и верит, что нигде нет лучше, чем у нас. И я сам так думал. И польские крестьяне — пока нас не увидели — тоже так о России думали и о нашем правительстве мечтали. А теперь они её иначе поют:

Или ещё так:

Вот так загнали нас в бутылку отцы революции! Загнали в бутылку, запечатали пропагандой и навсегда в дураках оставили.

Недавно Анджей спрашивает меня:

— Вот скажи мне, почему ваша Россия, у которой такие богатства в земле и на земле, так скверно живёт? Ты же сам видишь, у нас в Польше тесно, земли на всех не хватает, но мы как-то справляемся и даже, до войны, другим государствам продукты продавали. А вы ведь полмира могли бы кормить, а тем временем сами голодаете. И столько лет!

А старый Малуга несколько раз рассказывал мне о том, как жилось в царской России. Говорил, что всего было в достатке, хотя царское правительство не умело хорошо управлять государством. Что была очень большая свобода. Что рабочий мог работать где хотел. И что не только на хлеб и скудную жизнь зарабатывал, но и на приличную одежду и хорошую жизнь. А кому в России не нравилось, мог свободно оттуда уехать за границу. Так он и сделал.

Я ему поверил, потому что убедился, что он всегда только правду говорит. Поверил и понял, что революция в России не затем делалась, чтобы рабочего и крестьянина от эксплуатации освободить, а затем, чтобы их одурачить, ограбить, загнать в нужду и сделать полностью невольниками. И что только для горстки людей от этой революции выгода была, и живут они отлично. А для миллионов обычных граждан это самая страшная каторга.

— Вот скажи мне, — спросил я у Малуги, — почему именно у нас ничего нет? Ведь не может быть, чтобы 1000 или даже сто тысяч человек, которые занимают хорошие должности и управляют нами, сжирали всё то, что создают трудом 160 000 000 граждан России.

— Это уходит на вооружение и на заграничную пропаганду, — сказал Малуга. — Кроме того, ваше правительство вовсе не хочет, чтобы народ был сытый или жил в достатке. Им хорошо известно, что сытый человек начинает думать о чём-то ином, кроме еды. А так каждому достаётся ровно столько, чтобы с голоду не помереть и голым не ходить, и боится потерять это. И одновременно ему многие годы вбивают в голову, что нигде на свете не живут так хорошо как у них. Ты ведь тоже в это верил. А тем временем на ваши деньги за границей проводят мощную пропаганду про ваш социализм, свободы, культуру, достаток. И людишки в это верят — так же как мы в Польше, деревенские люди — верили, что только вы можете нам дать свободу и счастье.

Вот так медленно, постепенно у меня начали открываться на всё глаза. Мне даже страшно становилось при мысли о том, что я мог снова оказаться в Советах! Там мне было бы тяжело жить после того, что я увидел в Польше и чего узнал о мире.

Теперь я постоянно расспрашиваю пани Юзефу о политических новостях, ведь она, когда меня дома нет, или может по ночам, слушает заграничное радио и знает, что происходит в мире. Я рассказал ей, что очень боюсь, как бы не вернулись сюда наши. Но она меня успокоила. Сказала, что Гитлер сильно Россию потрепал и что русская армия понесла огромные потери. Так что если Англия и Америка не помогут России, то их прикончит Гитлер. Но теперь союзники присылают на кораблях России много боеприпасов и военной техники, а также продовольствия. И одновременно совершают мощные налёты на Германию и разрушают немцам порты, города и промышленные центры. Так что если они вместе победят, то наверняка Россия изменится. Тогда Польша снова получит свободу и будет полностью независимой.

Меня это очень обрадовало, потому что знал, что от наших ничего кроме смерти не жди. А если не ликвидируют сразу, то придётся до смерти в лагере надрываться и напрасно умереть. Теперь я хорошо это понимаю, но от того мне становится ещё страшней.

Товарищу И. В. Сталину.

Однако придётся мне посвятить «Записки» Сталину. Такая уж у меня судьба!

В голове моей теперь полная неразбериха и я не знаю, что делать. Мне уже было так хорошо и я верил, что так будет всегда. Тем временем я чувствую, что надвигаются скверные для меня времена.

Недавно пани Юзефа сильно простыла и не могла поехать в городок на рынок. А надо было непременно купить стекло для лампы и гвозди. Кроме того, нужно было лекарство для пани Юзефы. Так что пришлось мне этим заниматься. Она мне всё объяснила, дала денег и записку для аптекаря.

Дорога была плохая — не знаешь на чём ехать, на санях или на телеге. В низинах снег лежит. А там где дорога выше идёт, видно замёрзшую землю. Поэтому я сказал пани Юзефе:

— Лучше я пешком в городок пойду. Ничего тяжёлого нести не надо, так что пешком я дойду быстрее, чем на санях или на телеге.

Она согласилась. Я одел новое пальто, взял брезентовую сумку для вещей и пошёл. В городке я быстро управился со всем и отправился домой. На половине пути мне сильно захотелось пить. Вблизи я увидел крестьянский двор и зашёл во двор. Вижу, около сарая какой-то мужчина, в безрукавке, колет дрова. Я приблизился к нему, очень любезно поздоровался и говорю:

— Хозяин, подайте воды напиться.

Он обернулся ко мне. Смотрю я ему в лицо и чувствую, что мне в голову ударяет кровь, а потом ноги отнимаются. Я сразу узнал, кто это! И подумал: «Вот теперь я точно пропал!». Хотел даже бежать, но ноги меня не слушаются и будто в землю вросли. Вижу я, у него топор из рук выпал, а глаза будто побледнели. Значит, и он меня узнал.