Александр Лебедев - День Суркова

Сурков снисходительно качал головой, но задор Кира не уменьшался.

— А хочешь черта лысого? Я буду участвовать.

— Отстань, а? — отмахивался Сурков, которому подобные уговоры быстро наскучили.

— Ну, нельзя так, братан.

— Кир, ты можешь понять, что тела у тебя больше нет?!

— Да вроде все на месте.

— Это тебе кажется.

— Ну, ты в натуре пессимист.

— Докажи мне обратное.

— Здесь, сейчас? — Кир искренне удивился. — Ну, ты, корешь, озорник.

— Тогда заглохни.

— Нет, ну пойми, я против тебя ничего не имею, но как-то странно. А потом, друг, на кого тут могут возникнуть доказательства? На табуретку, что ли? Или на тебя? Ну, ты, брателло, озорник.

Кир раздражал Суркова не столько своей тупостью, сколько тем, что мешал думать, а подумать было о чём. Раньше Сурков никогда не вспоминал о Людмирском, который, как ему казалось, не играл роли в его смерти. Так и должно было быть, если он, Сурков, самостоятельно выиграл в лотерею. Останься он с деньгами, у комитета был бы повод преследовать Людмирского. Но раз его на поверхности нет, а выигрыш все же состоялся, получалось, что Сурков принимает наказание Людмирского, а тот ничего не подозревает и наслаждается жизнью, тратя деньги Суркова.

Было бы не так обидно, попади Сурков под машину или погибни при других трагических обстоятельствах. Но всё произошло именно так, как произошло, и эта ситуация казалась Суркову чрезвычайно глупой.

Воспользовавшись базой данных ОКА (Отдел Кадров Ада), Сурков выяснил, что никто, имеющий признаки Людмирского в Ад не проваливался. То, что Лёшка попал в Рай, вызывало сильные сомнения. Оставалось два варианта, либо Людмирский по каким-то причинам не получил выигрыша, либо спрятал деньги в кубышку и ждёт возвращения Суркова. Последнее казалось полной ерундой, поэтому Сурков остановился на том, что Людмирскому каким-то образом помешали.

— Скажи, Эльза, — надоедал Сурков своему эксангелу-хранителю, — Если есть телефонная связь с Раем, то должна быть и факсимильная, и телетайпная, и другие.

— Кто тебе сказал?

— Никто. Просто по логике вещей так должно быть.

— По земной логике так должно быть. А логика вселенская не всегда с ней совпадает.

— Скажи, а кто следит за душами, пока они живут?

— В каком смысле?

— Ну, кто фиксирует грехи, заглядывает в мужские раздевалки и читает дневники?

— Зачем?

— Как зачем? Кто же расскажет на Суде, грешила душа или нет? У меня даже справки какие-то были.

— Понимаешь, Игорь, это ни к чему. Душа сама по себе все помнит и сама себя наказывает.

— Во как? Наверное, удобно.

— Да это раньше на облаках архангелы сидели и все грехи записывали. Только душ стало очень много, и стали переводить в архангелы необученных ангелов. Те делали массу ошибок, возникла неразбериха. К тому же архив грехов разросся до такой степени, что хранить его было просто немыслимо. Тогда в Раю разработали ИЧД. Это информационный чип души, в нём все грехи и хранятся, пока она сюда не попадёт.

— А когда попадёт?

— Когда попадёт, чип стирают и вводят в новую душу, чего же добро переводить? Бывают случаи, что информация полностью не удалена, и душу посещают всякие там воспоминания, которых не было, или, кажется, будто это уже происходило раньше.

— Выходит, за нами за всеми наблюдают, и никого поблизости нет.

— А разве ты этого не понял? — удивилась Эльза.

— Понять-то я понял, но думал, что в этом есть смысл.

— А теперь ты его не видишь?

— Нет. Теперь мне душа не кажется свободной. И тот, кто это придумал, создал самое полицейское государство.

— Позволь, ты был свободен в своём выборе. Ты мог грешить столько, сколько тебе это позволяли обстоятельства и душа.

— А все это время у меня под ухом тикал счётчик посещений.

— Хочешь сказать, что вёл бы себя гораздо свободнее, если бы узнал, что за тобой следят?

— Тогда бы я с кровати встать боялся.

— В чём же дело? — недоумевала Эльза.

— А-а, — махнул рукой Сурков. — Была у меня какая-то иллюзия, что я при жизни слыл свободным человеком, но теперь вижу, что везде рабство.

— Ты же слышал, наверное: «раб Божий».

— Слышал, — кивнул головой Сурков. — А я-то думал, почему Христос освободительных восстаний не поднимал?

— Был у вас на поверхности один анекдот про Вовочку, крамольный такой. Такой, что я и в Аду его не стану рассказывать. Только ты, Игорь, как этот Вовочка, всю науку к этому самому и свёл.

— Хочешь сказать, тебе видней?

— Давай учтём, что я, по меньшей мере, старше.

— Сдаюсь, пусть так будет. Аминь. — Сурков соединил ладони под подбородком. — Значит Людмирский сейчас один, и о его проделках мы узнаем, только после его физической смерти?

— Выходит так.

— Всё-таки ужасно интересно, что же произошло на самом деле.

— Неужели это так важно для тебя?

— Издеваешься? — возмутился Сурков. — Это была моя жизнь. Полная радостей и огорчений, маленьких и больших событий, друзей и врагов, зимы и дождя, цветов и солнца, запаха асфальта, вкуса жареной картошки, да мало ли ещё чего. А у меня это все отняли, и я даже не могу узнать, почему?

— Да, — согласилась Эльза. — Твой случай пикантный, что и говорить.

— Пикантный? Ты это так называешь? Мне всегда говорили, что душа бессмертна, и при этом глаза закатывали, и, казалось, что нет ничего лучше и светлей. А тут превратили в единицу, в разряд, в счётный порядок. Без индивидуальности, без имени, без прошлого и будущего, только потому, что два идиота затеяли детскую считалочку.

— Я не хочу тебя слушать.

— Почему, Эльза?

— Потому что ты не прав.

— Объясни, прошу.

— Не хочу. Ты меня обижаешь подобными разговорами.

— Ох, женщины, женщины, — вздохнул Сурков.

— Ты уверен, что это для тебя так важно?

— Да, да, да!

— Хорошо, я помогу тебе, — сказала Эльза после продолжительной паузы.

— Каким образом?

— А какая разница? Я помогу тебе это выяснить, а ты уж сам решай, нужно оно тебе или нет.

— Думаешь, когда я узнаю…

— Убеждена.

Сурков почти сразу забыл о разговоре. Он был уверен, что Эльза дала обещание сгоряча, и вскоре о нём позабудет, но всё оказалось совсем не так.

Прошло несколько недель, и Сурков занимался обычным для себя делом, разбирая проблемы Дъяволнет, когда к нему подбежал Кир.

— Чувак, к тебе телка припёрлась.

— Какая телка? — не понял Сурков.

— Классная телка, у нас в комнате. Вали, чувак, не раздумывай, если мне оставишь, я не обижусь.

— Она что-нибудь говорила?

— Да зачем ей говорить, у неё все на лице написано.

Сурков, чувствуя неладное, кинулся по коридору. Запыхаться от бега он не мог, но неприятное волнение наполняло душу.

— Стой, — сказала Эльза, увидев Суркова. — Не приближайся.