Александр Лебедев - День Суркова

Семеро крепких ребят дубасили оранжевыми касками о Васильевский спуск. Занятие это им давно наскучило, и они стучались в булыжник исключительно для приличия. Несмотря на это, проходивший мимо мужчина заинтересованно присел на корточки.

— Слышь, парень, — не выдержал самый молодой. — Отвали, а?

— А вы, ребята, шахтёры? Я ничего не перепутал? — спросил мужчина, не замечая предыдущей реплики.

— Шахтёры. Отвали.

— «Отвали» — это что? Пароль такой? А я что должен ответить?

— Не кажется ли вам, господин хороший, — вставая, сказал старый шахтёр, — что вы задаёте слишком много вопросов?

— Я любопытный, — растянул мужчина.

— Зато мы не лезем в чужие дела.

— Меня это устраивает. И было бы очень хорошо, если бы среди вас нашлись профессионалы.

— Все здесь профессионалы.

— Политики? — не поверил мужчина.

— Шахтёры.

— Тогда самое время познакомиться. Меня зовут Савелий Отморозов, я коммерсант.

Шахтёры недоуменно переглянулись.

— И что из этого?

— Есть работёнка, но только, если у вас кишка не тонка.

— Какого рода?

— Под землей… Скажем, метрах на трёхстах.

— Постоянная?

— Разовая.

— Не пойдёт.

Отморозов достал из кармана розовый мелок и размашисто, как позволил булыжник, написал трёхзначное число:

— Это за день работы… В долларах… И каждому…

Шахтёры заёрзали, косились на старшего, но дружно молчали. Тот, что говорил с Отморозовым, напряжённо думал. По его лицу блуждало сомнение, а на лбу вздулась синяя вена.

— Я понимаю, — нарушил молчание Отморозов, — сидеть здесь, куда безопаснее. И, может быть, долги по заработной плате погасят. Может, кому-то ваш стук надоест…

— Мы не можем уйти, — сказал шахтёр. — Это наше решение.

Остальные закивали.

— Это хорошо, — похвалил Отморозов. — Хорошо, что вы работаете командой, и хорошо, что среди вас есть лидер. Но я вам вот что скажу: каждый должен заниматься своим делом. Шахтёр должен спускаться в забой, а политику должны делать политики. И чтобы это не были только слова — попробую продемонстрировать.

Он извлёк из кармана маленький телефон и, откинув табло, сказал короткую фразу.

Минуту спустя, возле пикета остановилась пара белых микроавтобусов с надписью «Мосфильм». Из них повалила людская масса, представлявшая собой смесь униформы и телеаппаратуры. Очень скоро масса организовалась в две шеренги: шахтёров и журналистов. Они стояли лицом к лицу и ожидали команды Отморозова.

— Начинайте, — разрешил тот. — Прошу вас.

В руках журналистов запищали видео и фотокамеры, пара вспышек холодным светом легла на мостовую. Из шеренги шахтёров выступил усатый мужчина и внятно, хорошо поставленным дикторским голосом произнёс:

— Мы, Кузбасские шахтёры, находимся здесь, чтобы привлечь общественное внимание к проблеме неплатежей в нашей отрасли. Кредиторская задолженность по заработной плате и низкая платёжеспособность разрезов привели к ситуации, когда отставка правительства и импичмент президенту не являются дальновидными. Решить нашу проблему можно и нужно, и мы знаем, как это сделать.

Усач потряс в воздухе файловым листочком и занялся выразительным чтением. Выглядел он весьма убедительно. Единственное, что резало глаз, его холёные руки, не знавшие физического труда. В остальном типаж был сбит грамотно и сочно. Среди присутствующих шахтёров он выглядел самым настоящим, и очень скоро к пикету потянулась струйка любопытных.

— Меня зовут Григорий. Я специалист первого класса и за каждого из ребят поручусь.

— Очень хорошо, — улыбнулся Отморозов. — Пусть шоу продолжается, а мы с вами съездим и проведём небольшой экзамен.

Группа настоящих шахтёров уселась в белый микроавтобус и через два часа оказалась в загородной резиденции. Ещё через час микроавтобус пересёк лужайку и остановился возле неприметной девятиэтажки. Здание отвечало всем требованиям новостройки: строительный мусор, котлованы и рвы. Несколько рабочих спешно стеклили первый этаж.

Молодой шахтёр потянул за рукав Григория и, округляя глаза, зацыкал, глядя в окно. Он что-то хотел сказать, но не собирался этого делать при сидевшем на переднем сидении Отморозове.

— Приехали, — объявил Савелий. — Проходите в дом. Тут что-то стряслось, я выясню и догоню. — Он спрыгнул на землю и торопливо пошёл вперёд.

Ему навстречу выскочил худой рыжий парень и стал выразительно размахивать руками. Он несколько раз описал окружность, надул щеки и растопырил пальцы. После очередного повтора, Отморозов бесцеремонно хлопнул его по голове и направился за шахтёрами.

— Что ты там показывал? — вполголоса спросил Григорий.

— Ты видел эти канавы? Ты видел? — вопросом на вопрос ответил молодой.

— Ну и что?

— Да это не канавы вовсе.

— Что же? — спросил шахтёр, но в следующую секунду его осенила неожиданная догадка. — Без паники, мужики, это ещё ничего не значит. Поглядим, посмотрим.

Отморозов провёл шахтёров в подвал, где деревянным полом и запахом берёзового веника развалилась обширная сауна.

— Вот что, ребята, — начал Отморозов, когда шахтёры уселись на широкие деревянные лавки. — Это сухая баня.

— Догадались уже.

— Тем лучше. Моё испытание не из сложных. Только понять его не пытайтесь. Кто выдержит — получит контракт, кто нет — до свидания.

— А делать-то что?

— Надо просидеть в парной полчаса. Кто не захочет, может уйти.

— Температура какая?

— Сто двадцать.

— А в чём прикол?

— Будет страшно.

— Мы не из пугливых.

— Тем лучше для вас и для меня.

Отморозов ушёл, но вскоре вернулся в сопровождении двухметрового верзилы, который держал в руках неожиданный для окружающих джентльменский набор, состоящий из банной шапочки, перчаток и ящика пива.

— А это зачем? — недоумевали шахтёры.

— Баня, она и есть баня. Законом не запрещено, а ежели желающих нет, можете и отказаться.

Желающие тут же нашлись. Они опасливо потягивали напиток, прислушивались к вкусу, но вскоре осмелели, и пиво быстро закончилось.

— Прошу, — сказал Отморозов, поднимаясь.

Он прошёл в парную и занял место на нижней скамье. В отличие от него верзила поступил более благоразумно, избавившись от одежды и водрузив на голову шапочку. Понемногу парная заполнилась бледными спинами, выцветшими наколками и въевшейся в кожу угольной пылью.

— Сколько будет дважды два? — спросил Отморозов.

— Два. Два. Три. Пять, — разделились мнения.

— Двадцать один разделить на семь?