Алексей Калугин - Мир-на-Оси

– Доктор! – с укоризной посмотрел на долговязого уполога Гиньоль. – Я же сказал – давайте говорить напрямик! Ну почему я должен за вас договаривать? Смысл был искажен не в некоторых статьях, а абсолютно во всех. И не несколько, а полностью. Так ведь, доктор? Вы это хотели сказать?

– Ну?..

– Профессор! – обратился Гиньоль к толстяку. – Вы ведь за этим сюда пришли?

Щеки толстяка Хруля раздулись, глаза налились кровью, а лицо побагровело так, что Гиньоль испугался, что вот прямо сейчас уполога хватит удар. И виноват в этом будет он. Поскольку своими заумными речами поверг бедолагу в смятение, граничащее с раздвоением личности. Он поставил Хруля в ситуацию, когда тот должен был сделать выбор, кого поддержать – коллегу и соратника Вин-Винтовского, с которым он съел не один пуд соли, либо обещающего ему золотые горы Гиньоля? Ну согласитесь, не простой же выбор?

Но, к радости и удивлению Гиньоля, Хруль нашел третий, альтернативный вариант ответа, который примирил его с двумя очевидными.

– Как скажете, господин Гиньоль! – рявкнул, будто взорвался, толстяк. – Я целиком и полностью поддерживаю все ваши начинания!

Гиньоль удивленно вскинул бровь. Затем сделал шаг вперед, положил руку профессору на плечо, проникновенно заглянул ему в глаза и негромко произнес:

– Благодарю за доверие, товарищ!

Большие, навыкате, глаза Хруля с красными прожилками наполнились слезами. Профессор преданно шмыгнул носом.

А Гиньоль обратил свой взор на его коллегу.

– Вы правильно сделали, доктор, что подняли эти животрепещущие вопросы. Чем дольше мы тянули бы с ответами на них, тем труднее всем нам пришлось бы.

Вин-Винтовский растерянно приоткрыл рот, пытаясь понять, какие же такие животрепещущие вопросы он успел поднять? И главное – куда и откуда? Интересно, что вопрос о том, имеет ли смысл спорить с Гиньолем, он себе даже не задавал.

– Вот что я вам скажу, доктор. Да, нам действительно пришлось опустить некоторые из приведенных вами доводов. А отдельные факты мы вынуждены были интерпретировать в неожиданном для специалистов ключе. А почему?

– Почему? – растерянно повторил Вин-Винтовский.

– Потому что у нас не было выбора. Чтобы наши идеи овладели массами, мы должны были их драматизировать!

– Массы?

– Нет – идеи! Представьте себе, доктор, человека, который понятия не имеет, что такое огнестрельное оружие. Вернее, он слышал что-то такое, но знать не знает, как все это работает. Как, по-вашему, что он подумает, если показать ему патрон?

Вин-Винтовский недоумевающе пожал плечами.

– Вот именно! – щелкнул пальцами у него перед носом Гиньоль. – Он не знает, что это за штука, и поэтому она ему абсолютно неинтересна! А теперь мы на глазах у него заряжаем патрон в пистолет и делаем выстрел! Нет, мы не просто стреляем! Мы целимся в летящую у нас над головами птицу. И птица камнем падает на землю! Все! Теперь этот тип у нас в руках. Теперь уже ему будет интересно все. И химический состав пороха, и законы физики, выталкивающие пулю из ствола, и баллистика, направляющая ее по строго определенной траектории! – Гиньоль взял со столика чашку и глотнул остывшего чая. – То же самое, господа, проделали и мы с вами. Мы драматизировали ситуацию с инопланетной угрозой, тем самым подготовив массу к восприятию наших основополагающих идей. Теперь это касается всех и каждого. Непосредственно и напрямую. А значит, никто не останется в стороне. И равнодушных тоже не будет!..

В этот момент Гиньоль почувствовал, что его понесло. Такое с ним порой случалось. Но он всегда знал, когда следует остановиться. Ну, или почти всегда. Была пара случаев… Впрочем, Гиньоль не любил о них вспоминать.

Очень вовремя зазвонил телефон.

Извинившись перед гостями, Гиньоль снял трубку.

Звонил Франтишек.

– Остановись. Довольно. Иначе перегнешь палку. Упологи готовы. Сейчас им нужно время, чтобы их мозги перекодировали полученную от тебя информацию. И тогда они будут считать твои идеи своими. Но к прессе их подпускать еще рано. Могут сорваться.

– Да, согласен, – ответил Гиньоль и повесил трубку.

Поскольку крыльцо и его окрестности были оккупированы жаждущей сенсаций братией, Гиньоль попросил Туанону выпустить упологов через находящийся под лестницей черный ход. Пользовались им крайне редко, а потому кусты шиповника столь буйно разрослись на заднем дворике, что с улицы двери не было видно. Открыв дверь, Туанона в ужасе вскрикнула. Прямо перед ней стоял человек. Стоял возле самой двери. Так, будто уже позвонил и ждал, когда ему откроют.

Услышав крик кухарки, Гиньоль кинулся под лестницу, ожидая не то чтобы самого худшего, но чего-нибудь в меру пакостного. Ситуация была такая. Неопределенная. Поэтому Гиньоль прихватил трость со спрятанным в ней клинком. Что было вполне разумной мерой безопасности в любой ситуации.

К тому моменту, когда Гиньоль оказался под лестницей, недоумение разрешилось. Человек, напугавший Туанону, оказался не кем иным, как вернувшимся с прогулки Кимером Фанфановым. Не желая вновь встречаться с оккупировавшей парадный вход публикой, которую он почему-то назвал нездоровой, Кимер обошел дом с тыла и, как и ожидал, нашел дверь черного хода. Самое удивительное, что пришел он не один. Рядом с ним стояла девушка в элегантном светло-сером брючном костюме с серебряной брошью на лацкане. Модельной внешности, но с лицом несчастным, как у брошенной и позабытой хозяйкой куклы.

– Это – Клара, – представил гостью фантаст. – Я встретил ее на бульваре.

Выяснять, стоя в дверях, кто такая Клара, что она делала на бульваре и зачем Кимер привел ее в дом, было просто глупо. К тому же и упологи начали проявлять живейший интерес к происходящему. Хруль даже сказал, что они готовы задержаться, если требуется помощь.

Вот чего Гиньоль хотел меньше всего, так это продолжать лицезреть упологов в своем доме. Поэтому, вежливо поблагодарив ученых за предложенную помощь, Гиньоль не слишком деликатно вытолкал их за порог, захлопнул дверь перед носом обернувшегося, чтобы еще что-то сказать, Вин-Винтовского и запер ее на ключ. Только после этого он почувствовал, что его психическому здоровью ничто не угрожает. По крайней мере, в ближайшие полтора-два часа. Гиньоль очень хотел в это верить.

Препоручив Клару заботам Туаноны, которая с первого же взгляда почувствовала расположение к выглядевшей ужасно несчастной девушке, Гиньоль и Фанфанов прошли в гостиную. Где налили себе по чашке чая. А Кимер еще и пару бутербродов взял, с сыром и ветчиной. Видно, успел нагулять аппетит.

В отличие от своей спутницы Фанфанов выглядел таким счастливым, как будто Национальную литературную премию уже получил. Причем сразу за три года. Прошедший, текущий и будущий. Лицо его будто сияло изнутри, а глаза лучились каким-то странным, очень необычным светом, отчасти смахивающим на инфернальный. Нельзя сказать, что все это внушало Гиньолю опасение или тревогу. Но тем не менее требовало, как минимум, объяснений. Игра пошла по-крупному, и теперь уже нельзя было допускать ни малейших промахов или рисков. Потеря Фанфанова, скорее всего, не стала бы фатальной, но определенные проблемы, конечно, создала бы. Гиньолю проблемы были ни к чему. Поэтому он спросил напрямик: