Алексей Калугин - Мир-на-Оси

– Кимер, ты остаешься в команде?

– Конечно! – счастливое лицо Фанфанова сделалось еще и немного удивленным. – Извини, что ушел не предупредив, но эти… – он постучал пальцем о палец, подбирая верное определение. – Ты знаешь, прежде я думал, что самые ужасные и никчемные люди на земле это критики. Теперь я понял, что был не прав. Вернее, не совсем прав. Критики и журналисты – вот кого бы следовало посадить на одну баржу, без руля и ветрил и, самое главное, без провианта, и оттолкнуть посудину в сторону окраинных льдов. Чтобы, еще не добравшись до края, они принялись грызть друг дружку!

Гиньоль улыбнулся. Проект Кимера, несомненно, был слишком экстремальным – на то он и фантаст! – но в целом Гиньоль разделял его мнение. Во всяком случае, в той его части, что касалась журналистов. С критиками же иметь дело ему пока не доводилось. Впрочем, жизнь Гиньоля была насыщена событиями и богата встречами с интереснейшими людьми. И он уже подумывал о том, чтобы когда-нибудь, на склоне лет, засесть за мемуары. Наверное, было бы совсем неплохо, чтобы к тому моменту все критики оказались на барже, придуманной для них Кимером Фанфановым.

– Одним словом, я бежал от этих псов. Да, я проявил слабость. Но я вернулся. И я готов продолжать начатое.

– Я рад, что не ошибся в тебе, Кимер. – Гиньоль отсалютовал фантасту чашкой чая. – А теперь расскажи мне про девушку, с которой ты пришел. Как ее зовут?

На память Гиньоль не жаловался, и он вовсе не забыл имя девушки. Он хотел услышать, как произнесет его Кимер. То, как мужчина произносит имя женщины, говорит очень о многом. Очень!

– Клара, – произнес негромко Фанфанов.

И Гиньолю сразу же стало ясно, что Кимер влюблен. Влюблен, как шестиклассник, – до дрожи в коленках и до конца жизни.

Поначалу, оставшись один в окружении представителей свободной и независимой прессы и такого же самостийного телевидения, Фанфанов пытался общаться с ними, как это принято между интеллигентными людьми. То есть один задает вопрос, другой его выслушивает, обдумывает и дает развернутый и аргументированный ответ. Который, кстати, тоже должен быть внимательно выслушан. Журналистов подобная манера общения явно не устраивала. Они забрасывали Фанфанова вопросами, один глупее и бессмысленнее другого, причем в таком скоростном режиме, как будто ответы их совершенно не интересовали.

– Вы давно знаете Гиньоля?

– Кем он вам приходится?

– Гиньоль злоупотребляет спиртным?

– Он принимает наркотики?

– В ваше меню входит дикий рис?

– Имя Сосо вам о чем-нибудь говорит?

– У него были проблемы с законом?

– Он бьет свою жену?

– Говорят, что он страдает энурезом?

– Вас самого похищали инопланетяне?

– Сколько раз?

– Над вами проделывали жестокие эксперименты?

– Это правда, что вы с Гиньолем жестокие ксенофобы и сексисты?..

Кимер был смущен и подавлен таким напором. Он понял, что ему не остается ничего другого, как только обратиться в бегство. И он побежал. Растолкав плотный строй журналистов, Кимер выбежал на улицу, метнулся влево, перебежал на другую сторону проезжей части и скрылся между домами.

Он пробежал внутренний дворик с детской площадкой, арочный проезд со стоящими вдоль стены вонючими мусорными баками, едва не запутался в вывешенном на просушку постельном белье, пересек огромную лужу, оказавшуюся к тому же еще и на удивление глубокой, такой, что он начерпал полные ботинки воды, протиснулся через невообразимо узкую щель между домами, перебежал еще одну проезжую часть, едва не угодив под трамвай, и оказался на бульваре. Среди зелени, цветов и покоя. По центральной дорожке разгуливали толстые, самодовольные голуби и присматривающие за порядком револьверос. Фанфанову всегда казалось немного странным то, что револьверос непременно присматривали за порядком там, где этого не требовалось. Ну, в самом деле, не думали же они, что угрозу общественному порядку представляют сидящие на скамеечках милые старушки в чепцах и мамаши с колясками? Однажды Фанфанов собирался сделать револьверос главным героем романа. Но, написав с десяток страниц, понял, что не может понять логику своего героя. И бросил эту затею. О героях-револьверос и без того пишут все, кому не лень.

Найдя свободную скамейку, Фанфанов присел в теньке.

Ему было хорошо.

Он чувствовал себя погруженным в спокойную, безмятежно-размеренную жизнь. Совершенно несвойственную большому городу.

Как такое могло случиться?

Быть может, он оказался в параллельном мире? Или в ином измерении? Или вообще на другой планете. Где все так же, только без суеты и спешки, без шума и гама, без глупости и подлости, без тупых чиновников и продажных политиков. Короче, без всех тех мерзостей, что являются неотъемлемой частью нашей повседневной жизни.

Какое-то время Фанфанов с интересом наблюдал за группой, расположившейся на скамейке неподалеку от него. Милая старушка, одетая в не по годам открытый сарафан, с волосами, выкрашенными в черный, отливающий в синеву цвет, держала на поводке маленькую короткошерстную собачонку. Которая и на собаку-то была мало похожа – так себе, зверушка. Зверушка вид имела до безобразия смешной, натуру – истеричную и злобную, а потому мерзко тявкала на все, что попадалось на глаза. Хозяйка зверушки откровенно кокетничала с лысым стариком в сером костюме в косую полоску, худым, как трость, которую он держал перед собой обеими руками. Вокруг них бегал ребятенок лет четырех, которому явно нечем было заняться. Он то пытался повалить декоративную ограду вокруг розового куста, то кидался под ноги прохожим, то тыкал в револьверос пальцем, изображающим пистолет. Зверушка внимательно следила за ребятенком и заливалась истошным лаем всякий раз, стоило ему пробежать мимо. Время от времени, с заведенной периодичностью, малыш подбегал к старику и пытался отобрать у него трость, вопя при этом:

– Дед! Дай палку! Дед! Дай палку!..

Старик деликатно просил внука прекратить кричать и пойти поиграть. Ну, или половить голубей.

Ребенок убегал, но вскоре снова возвращался. Все с тем же требованием.

– Дед! Дай палку!..

В конце концов старику все это надоело. Он хотел спокойно поговорить со своей знакомой. И хотя бы на несколько минут почувствовать себя, как когда-то, молодым и привлекательным. И он отдал ребятенку трость.

Мальчуган радостно взвизгнул. Взмахнул тростью. И со всего размаху огрел ею лысую собачонку.

После чего с чувством выполненного долга сунул трость в руки ошарашенному таким поворотом событий деду и побежал ловить голубей.

Старик в шоке. Старушка почти в обмороке. Собачонка визжит, забившись под скамейку. Счастливый малыш бегает, хлопая в ладоши.