Том 1.Замуж с осложнениями

Хорошо хоть вена обнаруживается не прямо под рубцами, а то фиг бы я проковырялась. Азамат с интересом смотрит, как я из него тяну кровушку. Видимо, не больно. Закончив, для проверки щиплю его за другую руку:

-- Так больно?

-- Нет, -- улыбается он недоумённо. Ясно, пишем, болевой порог завышенный. Кстати, теперь, когда у меня есть бук, можно вести истории болезни по-нормальному.

Кровь тут же отправляю в стильный новенький анализатор с блестящей зеркальной крышечкой. Очень меня веселит эта мода закашивать дизайн оборудования под автомобили. Ну а пока оно там крутится, возьмёмся за цикатравин.

-- Вот скажи мне, -- говорю Азамату, который смотрит на меня выжидательно, как примерный ученик на интересном уроке. -- Ты шрамы свои чем-нибудь мажешь?

Весь энтузиазм в его взгляде сразу издыхает.

-- Нет... зачем?

-- Ну, видишь ли, есть средства, которые могут смягчить рубцовую ткань. Я не могу обещать, что шрамы совсем исчезнут, но по крайней мере они станут менее заметными.

-- Ты... ты предлагаешь меня лечить? -- недоверчиво спрашивает он, не сводя глаз с тюбика в моих руках.

-- Ну да, я для того и здесь, чтобы лечить. Методик лечения шрамов вообще много, но для тебя, пожалуй, подходят две: мази и лазер.

-- Какой ещё лазер?

Объясняю технологию лазерной коррекции. Он мотает головой так категорично, как будто уже пробовал и не помогло. Интересно.

-- Почему нет?

-- Будет только хуже. У меня есть один знакомый, у него на руке был небольшой шрам, и он пытался его на Гарнете свести в каком-то "лазерном центре". Так у него потом так чесалось это место, что он расчесал, и остался шрам втрое больше.

-- Ну, у него могла быть аллергия на сопровождающие медикаменты... или это был келоидный шрам... Да и вообще, это же другой человек, а лечение всегда индивидуально.

По лицу дорогого супруга понимаю, что, может быть, смогу его убедить в своей правоте через пару лет, если он освоит хотя бы школьный курс анатомии. Чёртовы дикари.

-- Ладно, -- говорю. -- Против крема никаких предрассудков нет?

Пожимает плечами.

-- Не знаю уж, что им можно сделать, но если ты хочешь, то я попробую.

-- Азамат, из нас двоих тебя больше волнует твоя внешность, -- сообщаю я, выдавливая мазь на пальцы. Встаю на колени на кровати рядом с ним и принимаюсь втирать -- начинаю с лица. Он отстраняется.

-- Лиза, да ладно, я сам, чего ты...

-- Того, что просто намазать мало, надо втирать, а я что-то не чувствую в тебе энтузиазма для этого. Потерпи уж, голову не откручу.

-- Но тебе же неприятно...

-- Мне что-то кажется, что тебе самому гораздо неприятнее, -- хмыкаю. -- А я привычная, у меня работа такая. Ладно, на вот, пока я тут занята, втирай в ладони.

Азамат смиряется и покорно позволяет мне разобраться с его физиономией и шеей, а сам тем временем честно трёт руки.

-- Дай хоть посмотреть, может, там впиталось, -- говорит через некоторое время.

-- А ты что, не чувствуешь?

-- Ты думаешь, этими шкварками что-то можно почувствовать? -- кривится он. Ох ну нифига себе...

Беру одну его руку, провожу по ладони.

-- Чувствуешь меня?

-- Ну, если специально об этом думаю, то да.

Н-да, с их регенерацией можно считать, что этим шрамам все тридцать лет, заживает-то всё в два-три раза быстрее, уже даже болевых ощущений не осталось, как окаменели.

-- Тем более надо мазать, -- говорю. -- Тебе же так неудобно!

Он смеётся, дескать, неудобство - последняя из его проблем. Ну-ну. Руки вообще выглядят страшновато: вся ладонь искорёжена, пальцы неровные.

-- Можно спросить, что с тобой случилось? -- говорю осторожно и быстро добавляю: -- Если не хочешь, можешь не отвечать.

Пожимает плечами, дескать, почему нет.

-- Граната в руках рванула. Малого радиуса, а то бы не выжил, но...

Да уж, удивительно, как выжил-то. Сжимаю его ладонь крепко в знак сочувствия.

-- Я сделаю всё, что могу, -- говорю убедительно. -- А теперь давай снимай свитер.

Как я и ожидала, это не так просто. Тут вам и ужас в глазах, и кровь к лицу приливает, и всякое бормотание про то, что он обойдётся, да это не важно, он сам, и вообще под одеждой не видно...

-- Азамат, -- говорю серьёзно. -- Давай-ка по-хорошему, а то я тебя усыплю и всё равно сделаю по-своему.

Идея разделить судьбу Алтонгирела ему не шибко нравится, так что он всё-таки неохотно, медленно стаскивает свитер.

Боже, что там творится. Вся грудь разворочена -- ну, этого я ожидала. Но оно всё воспалённое, шелушится... мать моя женщина.

-- Тебе, -- говорю, -- точно не больно?

Азамат, отвернувшись как можно дальше в сторону, цедит сквозь зубы:

-- Нет.

-- И давно покраснение?

Не могло же у него пятнадцать лет воспаление не прекращаться!

-- Пару недель... это периодически случается.

В этот момент пищит анализатор, и мы оба подскакиваем. Тест отрицателен на все венерические, зато кровь радостно рассказывает мне всё про воспаление на груди. Наконец-то нашёлся благодарный слушатель!

Ладно, цикатравин бактерицидный, хотя антибиотиков кто-то сейчас получит прямо внутривенно.

Азамат настолько удивляется тому, что я его снова колю, что даже поворачивается.

-- Зачем?..

-- Маленькие гады жрут тебя изнутри, -- говорю доходчиво. -- Их надо отравить.

Он так бледнеет, что мне становится смешно. Слегка обнимаю его за плечо, целую в нос и в висок.

-- Не бойся, -- говорю, -- я с ними справлюсь. Только пожалуйста, пожалуйста всегда говори мне, если с тобой что-то не так.

Он кивает, и я перехожу к лечению. Похоже, сюда-то и пришёлся основной удар от взрыва, а то, что на лице -- это уже периферия. Мой аппаратик для просвечивания нутра показывает, что все рёбра срослись, хотя и криво. Вообще, похоже, регенерация у этих ребят идёт быстро, но как попало. Может быть, при более медленном зарастании шрамы были бы меньше. Но тогда бы он не выжил, наверное.

Измазав его всего в креме, заматываю эластичным бинтом, чтобы одежду не испачкать.

-- Ну вот, -- говорю. -- Если ты больше ничего не скрываешь, на сегодня всё.

-- На сегодня? -- моргает он, одеваясь.

-- Ну да. Хотя я тебя вечером ещё раз уколю. А мазаться будем каждый день.

-- Но это же столько труда... и твоего времени...

-- Так ты мне за это платишь, забыл?

-- Я тебе плачу, чтобы ты лечила ребят, если что слу...

-- Ты мне платишь, чтобы все на борту были здоровы, -- отрезаю я. -- Включая тебя самого. Это написано в моём контракте, можешь пойти и посмотреть. Не говоря уже о том, что я гораздо охотнее потрачу своё время и силы на твоё здоровье, чем на что угодно ещё.

Азамат некоторое время впитывает мои слова, потом качает головой.

-- У нас получается очень странная семья.

Я фыркаю.

-- Да уж! Но ведь нам хорошо вместе, правда? -- присаживаюсь к нему на коленку. Он поднимает брови, как будто не задумывался над этим под таким углом.