Том 1.Замуж с осложнениями

Когда я дохожу до бука, туда уже просится пакет от духовника, присланный по сетке. На снимке Азамат получился довольно хорошо, да и все эти волосы его... вот я вышла похуже, собственно, одни ноздри видно. Но всё равно посылаю картинку родичам, пусть повеселятся.

Маменька отвечает почти тут же -- видимо, засиделась над корректурой какого-нибудь садового каталога, это с ней зимой на каждом шагу бывает, на улице ведь работы нет, а домашним растениям всё равно, в какое время суток она с ними будет возиться.

***

Ого, да тебя в него можно три раза завернуть! Знаешь, я тут видела в магазине кулинарную книгу с пропорциями для очень большой семьи, вот тебе такую надо купить.

А что это у вас там за куколки такие? А мне можно?

Так ты теперь к нему на этот его мудлак полетишь? А там почта ходит? Ты давай наснимай там растительности, наверняка есть какие-нибудь новые формы, может, удастся что-нибудь вывезти интересненькое...

***

В стенку стучится Азамат -- ого, да у него и там, как на двери, сенсорный звонок установлен? Жму на кнопку в ящике, продолжаю набивать ответ маме.

-- Матушка просит куколку твоего изготовления, -- говорю.

-- Обязательно, -- легко соглашается он. -- А у неё есть какие-нибудь любимые птицы или звери?

-- У неё любимые растения, -- говорю. -- Но лучше сделай куклу, чтобы наряжать можно было.

Азамат задумывается.

-- А как она выглядит?

-- Мама?

-- Да.

-- Ну, примерно как я, плюс двадцать килограмм и очки.

-- Очки? -- удивляется он. -- Неужели у вас на Земле не умеют лечить зрение?

-- Умеют, -- говорю, -- но это надо денег заплатить, в больницу лечь... а ей лень. Тем более, жить ей это не сильно мешает, и вообще ей нравится, что в очках глаза кажутся больше.

Пока говорю, а Азамат качает головой, переваривая информацию, я просматриваю мамин дневник в поисках фотки поприличнее -- то есть без лопаты или мотыги, а то с этими муданжскими представлениями о работающих женщинах Азамат меня совсем зажалеет. Наконец, нахожу.

-- Во, -- зову его, -- гляди.

Он подходит и склоняется над буком, устилая мне весь стол волосами. Долго с интересом изучает снимок, на котором матушка гордо помещена посреди собственного цветущего сада, прижимая к обильной груди не менее внушительный букет в сине-сиреневой гамме. Одета она в дачную майку такой ядрёной расцветки, что сделала бы честь любой муданжской национальной одёжке. Волосы, чуток подлиннее моих, но такие же жёлтые и пушистые, забраны назад леопардовым хайратником. Выражение лица -- просто Наполеон на троне.

-- Она очень красивая, -- наконец говорит Азамат, я не удерживаюсь и фыркаю. Он продолжает: -- И такая молодая... Тебе, наверное, совсем мало лет...

-- Двадцать восемь, -- бурчу я. На меня смотрят округлившимися глазами.

-- Во сколько же она тебя родила?

-- В тридцать два.

Глаза округляются ещё больше. Скоро европеоидом станет.

-- Дарлинг, -- говорю, -- у вас на Муданге в году сколько дней?

-- Шестьсот пятьдесят семь...

-- А у нас почти вдвое меньше.

Он долго смотрит на меня, не моргая.

-- Погоди, -- говорит, -- правильно... вы ведь живёте по космическому времени и на планете тоже... так вы в два раза чаще возраст отмечаете, вот в чём дело! Боги, я даже никогда не задумывался об этом! Вроде как год -- он и на Земле год.

Я покатываюсь, а потом призадумываюсь.

-- Сколько же тебе по земному счёту получается?.. Около шестидесяти?

-- Поменьше немного, -- щурится он. -- Я и в юности много летал, а в космосе мы считаем года по Земле. А ты, значит, по-нашему только-только совершеннолетняя, как я и думал.

-- А сколько вы живёте? -- спрашиваю с некоторой опаской.

-- Ну как, в сорок лет уже в Старейшины приглашают, а там ещё лет десять-пятнадцать. Отец, вон, за семьдесят перевалил, но это большая редкость.

-- Да уж, -- говорю, -- дерьмо не тонет.

-- А что твоя матушка пишет? -- Азамат быстро переводит тему. Чего это он, не нравится, что я его папашу поношу? Ладно, психоанализ оставим на другой раз, когда голова не такая дурная будет. Спать-то вроде бы уже не хочу, но этого одного мало, чтобы хорошо соображать.

Перевожу ему мамино письмо, он долго хохочет над кулинарной книгой.

-- У вас и правда что ли женщины готовят? -- спрашивает. -- Но ведь это тяжёлая работа: овцу зарезать, ошкурить, нарубить...

-- Солнце моё, -- говорю, -- на Земле ты овцу нигде не найдёшь. Найдёшь ты в магазине кусок неизвестно чьего мяса размером в два кулака, без кости и жил, а жир отдельно в баночке. Да и то это ещё поискать надо, а в большинстве случаев оно уже со специями, в панировке и полуготовое.

-- М-да, -- задумчиво мычит Азамат. -- Это, наверное, удобно...

Но по лицу вижу, что в гробу он видал такое удобство.

Потом я ещё долго объясняю, кто такие ландшафтные дизайнеры и зачем они существуют в природе, а также что это респектабельная профессия, хотя и сопровождается копанием в земле, но нет, не волнуйся, на тяжёлых работах пользуются рабочими или техникой. Мама, правда, и сама здорова вскопать поле-другое под вдохновение, но Азамату об этом знать незачем.

За завтраком мы чинно кушаем рыбный супчик с лапшой, а потом за разными бессмысленными занятиями коротаем день. Азамат вырезает очень похожую маму, и я под его чутким руководством изображаю для неё национальный костюм. Мы решаем, что её надо одевать как замужнюю, потому что с двумя детьми девкой ходить неприлично, так что помимо кофты и юбки мне приходится шить некое подобие фартука, пальто, как было на Эсарнай и сложный головной убор -- тут не обходится без клея.

Водружаю получившуюся красотищу на полку, чтобы отойти и полюбоваться на расстоянии. Чудо. Рядом у Азамата на стенке висит картинка -- я её раньше за полками не замечала. Какая-то пёстрая мазня в рамочке, ничего не разберёшь, разве что местами наводит на мысль о мышах и дискотеке. Странно, обычно примитивная живопись, наоборот, однотонная, но с человечками, зверюшками там... хотя, может, я не осознаю их видение мира.

-- Твой земляк, -- внезапно говорит Азамат.

-- Кто? -- не понимаю я.

Он кивает на картинку.

-- Художник.

Я решаю, что мне это уже снится, но на всякий случай подхожу поближе, прибавляю свет и вижу внизу под репродукцией подпись: Базили Кандински, композиция N 6.

-- Разве нет? -- переспрашивает Азамат, заметив мой офигевший вид.

-- По идее да... -- говорю. -- Знаешь... я, эээ, не знаток искусства, честно говоря...

-- Да, я понимаю, у тебя другое образование, -- легко соглашается он.

-- А-а... -- начинаю я и замолкаю, не зная, как спросить, за каким рожном он держит у себя на стенке эту бессмысленную мазню. Ещё обидится или расстроится, что я так плохо знаю свою культуру. -- Я хочу сказать... он ведь довольно специфический художник... Тебя чем-то привлекло именно это произведение?