Марина Ефиминюк - Приключения ведьмы

Наше появление встретили бурными овациями, люди повскакивали со своих мест, целовали, хватали за спутанные кудри, а пьяный изобретатель Игнатий, набравшийся под завязку сладкой настойки и напрочь забывший повод веселья, попытался схватиться за мои уши, решив, что я сегодня именинница.

Потом я увидела Фатиа, от удивления у меня отвисла челюсть. Властитель сидел, закинув ногу на ногу, с пивной кружкой, вместо кубка в нетвердой руке, и мутным взглядом рассматривал окружающих. Сергий что-то настойчиво нашептывал ему на ухо, скорее всего, это была скабрезный анекдот, потому как Арвиль вдруг откинул голову и совсем не по властительски захохотал, брызжа слюной. Тут он заметил меня, широко ухмыльнулся и ткнул пальцем в мою сторону:

–Аська, у тебя вся рожа расцарапана!

Я разозлилась, лицо мое, и вправду, представляло страшную смесь синяков и ссадин, к вчерашним боевым ранам прибавились темные царапины на полщеки после соревнований.

–Фатиа, проигрыш празднуешь? – зло бросила я, сверля его раскрасневшееся лицо яростным взглядом.

–Ася! – икнул Магистр Леонид. – С Властителем так не разговаривают! Иди, выпьем.

Я демонстративно отвернулась и подсела к противоположному концу стола.

В разгар веселья мне опять захотелось ласки, тепла сильных мужских рук, а главное свежего воздуха. Пошатываясь и держась за крышку стола, я с трудом поднялась.

–Ты куда, победительница? – заорал на всю таверну пьяный в грабли Сергий.

–Прогуляюсь, – буркнула я. Пока я шла до двери, то моей единственной целью был свежий воздух, но после удара о плавающий перед глазами косяк я подумала: «А поеду-ка я Армана успокою».

Мелкий дождик превратился в настоящий ливень, тяжелые капли падали на землю, пузырили лужи. Темноту прорезал свет из окон таверны, одиноко мокла «бесконяга». Не долго думая, я забралась на нее, едва не свалившись в грязь со скользкой подножки. Дверь таверны со скрипом отварилась, и в освещенном проеме появился Игнат с бутылью в руках, чтобы не рухнуть со ступеней в траву он схватился за косяк. Заметив меня, он с трудом произнес:

–Вы куда собрались? – скорее всего, меня он видел во множественном лице.

–К Арману сер-сер-серенады петь! – я икнула и закрыла рот двумя руками. – Па-па-падвезешь?

–Садитесь, – кивнул Игнат. – Хотя, – он махнул рукой, – Вы и так сидите!

Он быстро забрался на телегу, поерзал на лавке, усаживаясь, и щелкнул пальцами. В котле заурчала и закипела зеленая жижа.

–Впе-впе-вред! – прокричала я. Мы поехали, изобретатель намертво схватился за управляющую крестовину и сфокусировал взгляд на темной дороге.

–Меня! Меня подождите! – я с трудом повернулась и увидела бегущего правильным зигзагом Петушкова. Он со всего размаху обрушился на дно телеги так, что затрещали колеса, и выдохнул, – догнал!

–Ох, ребята, – прогудел Игнат, – много вас, а «бесконяга» только четверых выдержит.

Я безрезультатно попыталась посчитать сколько «нас» сидит на лавке: я, раз, и Ваня, два, Ваня, раз, и я, два. Я задумалась, получалось как раз четверо: я, еще раз я и два Петушкова. «А кто же тогда телегой рулит?» – задалась я вопросом.

Ощущения были странные: привычной, как у лошади тряски не было, но на камнях и ухабах подбрасывало и качало, пришлось схватиться за края лавки, чтобы меня случайно не выкинуло за борт. Сбоку мелькали темные мокрые деревья, в лицо летели капли дождя и дул яростный ветер.

–Кучер! – заорал сзади Ваня. – Поддай!

Игнат неопределенно кивнул и щелкнул пальцами, жидкость закипела еще сильнее, деревья и дома замельтешили перед глазами, дождь бил наотмашь. Я подскакивала, как на пружине, к горлу подступила тошнота, зажимая одной рукой рот, другой я вцепилась в скамью.

–Еще! – подстегивал пьяный Петушков.

–Не могу, – Игнат пытался перекричать грохот колес по каменной дороге, – боюсь, заклинит!

Потом он неожиданно для себя щелкнул пальцами, нос «бесконяги» приподнялся, словно сама телега собиралась взлететь. Я завизжала, забыв про тошноту. Мы поехали под гору, не успев повернуть к Властительскому парку, я заголосила еще громче.

–Аська! Замолчи! Уши закладывает! – кричал сзади Ваня.

Но я ничего не могла с собой поделать, глядя на то, как Игнатий остервенело, выпучив глаза, крутит в разные стороны рулевую крестовину, испуганный вопль сам вырывался из моего горла.

–Тормози! – взвизгнула я.

Изобретатель схватился за палку с тормозом и с силой потянул ее, раздался скрежет, и рычаг остался у него в руках, Игнат недоуменно уставился на него не в силах понять, что произошло. Потом разжал пальцы, и бесполезный шест улетел в чей-то палисадник. Мы неслись на бешеной скорости по тихой зеленой улице, за нами, оглашая половину берега озера, несся грохот, мой визг и лай собак.

–Ты по городу ездил? – заорала я в ухо Игнатию.

–Только по мастерской, – услышала я вопль, в этот момент он вывернул руль, и спас нас от столкновения с толстым стволом дуба. Жидкость из чана выплеснулась, попав на Ванин плащ и прожигая его.

–Горю, горю! – заорал адепт.

Тут случилось страшное: руль у телеги отвалился. Мы с Игнатием от ужаса зажмурились и обнялись. Секунда, глухой удар о дерево. Казалось, я находилась в свободном полете целую вечность, потом, приминая своим телом кусты, свалилась на землю, проехала на спине пару метров и остановилась, ухватившись за траву. Я тихо лежала, пытаясь понять, целы ли кости, осторожно пошевелила ногами, потом руками.

–Вы там живы? – не поднимаясь, позвала я.

–Да, – отозвался из кустов глухим голосом Петушков.

Я кое-как поднялась и, хромая, направилась к месту катастрофы. Разбитая вдребезги телега, лежала на боку, из четырех колес осталось одно и все еще продолжало сиротливо крутиться. Зеленая жидкость вытекала из чана и, смываемая дождем, текла в ручейках воды. Игнатий стоял на коленях, скорбно опустив подрагивающие от сдерживаемых рыданий плечи, с зажатым в поцарапанных руках крестцом руля.

–Мне очень жаль, – прошептала я.

–Мне тоже, – шмыгнул он носом. – Пойдем?

Он повернулся, по его худым щекам текли слезы и пропадали в нечесаной бороде. Втроем мы горестно пошагали обратно к таверне на поминки его уникального изобретения, навсегда потерянной «бесконяги». На сегодня серенады любимому Арману отменяются.

Я открыла глаза, в комнату падал золотистый свет солнца, через открытые окна доносилось пение птиц, сквозь ветви яблонь виднелось чистое голубое небо. Я приподняла голову, и меня тут же накрыла волна боли. После соревнований и ночной катастрофы тело ломило, а после пьянки в пересохшем рту стоял неприятный луковый привкус. Я попыталась вспомнить, чем закончился вечер, но обычно услужливая память никак не хотела работать. Как телегу разбили – помнила. Как выпивали за упокой ее души, уже смутно, а вот дальше абсолютный провал, большая черная дыра. «Что же было?» – я застонала, перевернулась, уютно уткнулась в теплую мужскую подмышку и закрыла глаза.