Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

— Если вы придете завтра, — сказал Гибискус, — я превращу эти пять в… шесть долларов. Ну как?

— Ох, ничего себе! — сказал гном.

Мастрим Ридкулли подскочил в постели, потому что кровать, мягко вибрируя, ползла через комнату.

О, это все-таки случилось! Они добрались до меня!

Традиционный для Университета карьерный рост, при котором преемник одевал тапочки покойного предшественника — иногда удостоверившись в его смерти — давно ушел в прошлое. В основном благодаря самому Ридкулли, который был мужчина рослый и в хорошей форме, и — как в этом смогли убедиться три полуночных претендента на аркканцлерство — обладал прекрасным слухом. С ними приключились различные неприятности — висение вниз головой на окне, лишающий сознания удар лопатой и переломы обеих рук. Кроме того, Ридкулли был известен как человек, спящий с двумя заряженными арбалетами у изголовья. Он был добрым человеком и, вероятно, не стал бы стрелять вам в оба уха. Эти соображения поддерживали более терпеливых волшебников. Всяк рано или поздно умрет. Они могут и подождать.

Ридкулли произвел быстрый переучет и счел свое первое впечатление ошибочным. Не было заметно никаких проявлений смертоносной магии. Был только звук, заполнивший комнату до потолка. Он нацепил шлепанцы и выскочил в коридор, в котором толклись преподаватели, расспрашивающие друг друга какого черта тут происходит. С потолка осыпалась штукатурка, заволакивая все плотным туманом.

— Кто причиной шуму сему?! — заорал Ридкулли.

Ответом было неслышное раскрывание ртов и множественное пожимание плечами.

— Хорошо же, я сам это выясню! — пророкотал Аркканцлер и устремился к лестнице.

Остальные гуськом поспешили за ним. Он двигался на негнущихся ногах — ярко свидетельство того, что этот прямолинейный человек близок к точке воспламенения.

Трио хранило молчание всю дорогу из «Барабана». Никто не проронил ни слова по пути к Гимлетовым деликатесам. Никто ничего не сказал, пока они ждали своей очереди. Затем все, что они говорили, было: «Так… правильно… одну четверную порцию Грызуччи с тритонами, перца поменьше, одно Клатчское Жаркое с двойным салями и одна Страта — и чтоб никакой урановой смолки». Они уселись и стали ждать. Гитара тихонька наигрывала короткий четырехтоновый рифф. Они старались об этом не думать. Они пытались думать о чем-нибудь другом.

— Думаю сменить имя, — заявил наконец Лайас. — Я хочу сказать — Лайас? Не очень хорошее имя для музыкального бизнеса.

— И на что же ты его сменишь? — спросил Глод.

— Я думал… не смейтесь… я думал… Клиф? — сказал Лайас.

— Клиф?

— Прекрасное тролльское имя. Очень каменистое. Очень крутое. Что в нем не то? — обороняющимся тоном заявил Клиф не Лайас.

— Ну… да… но… ну, я не знаю… Клиф? Не припомню в этом бизнесе никого с именем вроде Клифа.

— Так или иначе, получше, чем Глод.

— Я сжился с Глодом, — сказал Глод. — А Имп сжился с Импом, так?

Имп смотрел на гитару. Это все неправильно, думал он. Я ведь почти не прикасался к ней. И как я устал…

— Не уверен, — несчастным голосом ответил он. — Не уверен, что Имп — подходящее имя для… этой музыки. — Его голос сошел на нет. Он зевнул.

— Имп? — сказал через некоторое время Глод.

— Хммм? — ответил Имп. А еще кто-то там наблюдал за ним. Это уж совсем глупо. Не может же он сказать: мне кажется, кто-то смотрел на меня, когда я стоял там, на сцене. Они ответят: правда? все это очень таинственно, действительно, как такое могло быть?..

— Имп? — повторил Глод. — Почему ты постукиваешь пальцами вот так?

Имп посмотрел вниз.

— Я постукивалл?

— Да.

— Просто задумаллся. В общем, мое имя не подходит длля такой музыки. И имя, и фамиллия.

— А что они вообще значат на нормальном языке? — спросил Глод.

— Ну, вся моя семья — Селлайны, — ответил Имп, проигнорировав выпад против древнего наречия. — Это означает «падубовые». В Лламедосе только падуб и растет. Все осталльное сразу сгнивает.

— Не хотел говорить, — сказал Клиф. — Но «Имп» для меня звучит немного по-эльфийски.

— Это значит просто «деревянное ведро», — объяснил Имп. — Ну, вы понимаете. Вроде кадки или бадьи.

— Бадья… Бадья-и-Селлайн? — сказал Глод. — Бадди? Еще хуже Клифа, по моему мнению.

— Мне… кажется, что это звучит правилльно, — сказал Имп.

Глод пожал плечами и выгреб из кармана пригоршню мелочи.

— У нас еще осталось больше четырех долларов, — сказал он. — Но я знаю, куда можно девать и их.

— Мы доллжны отлложить их длля вступлления в Гилльдию, — сказал новый Бадди.

Глод уставился куда-то между ними.

— Нет, — сказал он. — У нас еще нет правильного звука. Я хочу сказать — это было очень хорошо, очень… по-новому… — он посмотрел на Импа-Бадди тяжелым взглядом. — Но кое-что мы все же упустили…

Он подарил Бадди не Импу еще один пронизывающий взгляд.

— Ты знаешь, что ты весь трясся? — спросил он. — Бегал по сцене на карачках, как будто у тебя полные трусы муравьев?

— Ничего не мог поделать, — ответил Бадди. Ему хотелось спать, но ритм продолжал пульсировать у него в голове.

— Я тоже заметил, — сказал Клиф. — Когда мы шли сюда, ты всю дорогу подпрыгивал, — он заглянул под стол. — А сейчас притопываешь

— И ты продолжаешь выстукивать пальцами, — сказал Глод.

— Я не могу перестать думать о музыке, — сказал Бадди. — Тут вы правы. Нам нужен… — он пробарабанил пальцами по столу, — звук вроде… панг панг панг ПАНГ Панг…

— Клавиши, ты имеешь в виду?

— Я имею?..

— В Оперном, на том берегу, появились эти новые пианофорте, сказал Глод.

— А, это барахло не для такой музыки, как наша, — сказал Клиф. — Это барахло для важных жирных ребят в напудренных париках.

— Я предвижу, — сказал Глод, бросая на Бадди еще один косой взгляд, — что если мы поставим эту штуку где-то недалеко от Им… недалеко от Бадди, то очень скоро она станет вполне подходящей. Так что пойдем и возьмем ее.

— Я слышал, что они стоят по четыре сотни долларов, — сказал Клиф. — Ни у кого нет столько зубов.

— Я не имел в виду — купим его, — объяснил Глод. — Просто… позаимствуем на время.

— Воровство, — сказал Клиф.

— Нет, нет, — возразил Глод. — Мы позволим им забрать его назад, когда закончим с ним.

— О. Тогда все в порядке.

Бадди не был ни барабанщиком, ни троллем, поэтому видел, что в глодовой аргументации имеются логические изъяны. И несколько недель назад он бы об этом сказал. Но тогда он был хороший мальчик из долины, который не пил, не ругался и играл на арфе на каждом друидическом жертвоприношении.

Сейчас ему было нужно это пианино. На звук это было почти то, что надо.

Он постукивал пальцами в такт мыслям.

— У нас нет никого, кто будет на нем играть, — заметил Клиф.