Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

— Может, ты просто немного устал.

— Может, и правда, — сказало пианино с облегчением.

— Но, так или иначе, у нас задание от Глода.

— Ага.

Глод сидел в своих меблирашках и рассматривал гитару. Она прекратила играть, как только Бадди ушел, однако если подставить ухо близко-близко к струнам, можно было уловить тихое мягкое гудение.

Сейчас он очень осторожно протянул руку и коснулся…

Назвать внезапный трескучий звук диссонансом было бы слишком мягко. В этом звуке было рычание, он показывал когти.

Глод уселся на место. Все правильно. Верно. Это инструмент Бадди. Инструменты, на которых долгие годы играют одни и те же люди, сживаются с ними, хотя на памяти Глода и не было случаев, чтоб они избивали посторонних. Конечно, Бадди владеет им чуть больше одного дня, но принцип здесь, безусловно, тот же.

Была такая старая гномья легенда о Роге Фаргли, который начинал играть, когда приближалась опасность и — по неизвестным причинам — в присутствии хрена.

Была даже старая анк-морпоркская легенда о находящемся во Дворце или где-то еще старом барабане, бухавшем каждый раз, когда по Анку поднимались вражеские флотилии. В новейшие времена легенда приказала долго жить, отчасти потому что наступила Эра Разума, но в основном из-за того, что ни один флот не смог бы подняться по Анку без идущих впереди него бригад рабочих с лопатами.

А еще была троллья легенда о неких камнях, которые в морозные ночи…

В общем, суть всех этих легенд была в том, магические инструменты регулярно кому-нибудь подворачивались под руку.

Глод опять протянул к гитаре руку.

ДЖАД Адад адад да…

— Ну, хорошо, хорошо…

В конце концов, музыкальная лавка располагается прямо напротив Незримого Университета. Что бы там ни несли волшебники о статистических флуктуациях, когда приходилось объяснять появление говорящих крыс и ходячих деревьев, магия из университета все же просачивается наружу. Однако в этой гитаре не чувствовалось никакой магии. Чувствовалось, что она гораздо старше всякой магии. Как музыка.

Глод поразмыслил над тем, должен ли он убедить Им… Бадди вернуться с этой штукой в лавку и выбрать взамен нее нормальную гитару…

С другой стороны — шесть долларов это шесть долларов, как ни крути.

Что-то ударилось в дверь.

— Кто там? — спросил он, поднимая взгляд.

Пауза за дверью была достаточно долгой, чтобы он догадался и сам.

— Клиф?

— Ага. У нас тут пианино.

— Заносите его внутрь.

— Отломали ему ноги, крышку и еще кое-что, но в целом оно в порядке.

— Ну, так заносите же его внутрь!

— Дверь слишком узкая.

Бадди, поднимающийся по ступеням следом за Клифом, услышал хруст дерева.

— Попробуй еще разок.

— Пройдет только так.

Дверь превратилась в дыру, формой соответствующую пианино. Рядом стоял Глод с топором в руках. Бадди оглядел разнесенную лестничную площадку.

— Какого черта вы тут натворили?! Ведь эта стена чья-то еще!

— Ну, так что? Пианино тоже чье-то еще.

— Да, но… ты же не можешь просто так рубить стены…

— Что важнее — какая-то стена или правильный звук?

Бадди смешался. Одна часть его говорила — что за нелепость, это же просто музыка. Другая часть возражала — и куда как более отчетливо — глупости, это только стена. Целиком же получилось следующее:

— Ох, раз ты так ставишь вопрос… Что насчет пианиста?

— Я же говорил тебе, я знаю, где его найти, — сказал Глод.

Какая-то часть его изумлялась: я пробил дыру в собственной стене! Это будет стоить мне многих дней переклейки обоев!

Альберт был в конюшне, вооруженный лопатой и тачкой.

— Хорошо прогулялась? — спросил он, когда силуэт Сьюзан нарисовался в дверях.

— Эээ… Да… Я предполага…

— Рад слышать, — сказал Альберт, не поднимая глаз. Его лопата глухо ударилась о тачку.

— Только… Произошло что-то, что может оказаться необычным.

— Жаль слышать это, — Альберт подхватил тачку и покатил ее в сад.

Сьюзан понимала, что от нее ожидается. Ожидается, что она станет извиняться и тогда вдруг окажется, что у сварливого старого Альберта золотое сердце, что несмотря ни на что они друзья, и он поможет ей и все растолкует, а она окажется глупой девчонкой, которая ни на что не способна.

Фигушки.

Она вернулась в конюшню, где Бинки исследовала содержимое ведра. В Квирмском Колледже для Юных Леди воспитывали веру в себя и логическое мышление. Именно поэтому родители отправили ее туда. Они предполагали, что безопаснее всего будет изолировать ее от острых граней мира. Все равно, что ожидать, что на человека никто не нападет, если не рассказывать ему о самообороне.

В Незримом Университете эксцентричность преподавателей была в порядке вещей. В конце концов, люди составляют представлением о том, каким должно быть нормальное человеческое существо путем постоянного соотнесения своих действий с реакцией окружающих, а когда все окружающие — волшебники, как и ты сам, спираль развития может только стремительно уходить вниз. Библиотекарь был орангутангом и никому этот факт не казался странным. Чтец Эзотерических Штудий проводил так много времени за чтением в помещении, именуемой Казначеем «малюсенькой комнатой» [15] Самой малюсенькой комнатой в Незримом Университете на самом деле был шкаф для веников на четвертом этаже. Казначей имел в виду, разумеется, уборную. Чтец создал теорию, согласно которой все действительно хорошие книги в данном здании, все на самом деле приятные произведения скапливаются в уборной, но никто не имеет достаточно времени не только чтобы прочитать их все, но даже и выяснить, как они туда попали. Его изыскания привели к сильнейшим запорам и ежеутренней очереди снаружи. С комиксами о коровах и собаках и подписями типа: «Только увидев утку, Элмер понял, что его ждет плохой день». , что даже в официальных документах титуловался Чтецом В Сортире. Сам Казначей в любом нормальном обществе считался бы более расклеившимся, чем почтовый конверт под дождем. Декан потратил семнадцать лет на написание трактата «К Вопросу Использования Слога „ЭНК“ в Левитационных Заклинаниях Раннего Туманного Периода». Аркканцлер, который регулярно использовал длинную галерею над Главным Залом для упражнений в стрельбе и успел два раза неумышленно подстрелить Казначея, считал, что все преподаватели сумасшедшие, как полярные гагары, чем бы эти гагары ни являлись. «Нехватка свежего воздуха» — говаривал он. «Слишком много сидят взаперти. Гноят мозги». Гораздо чаще он говорил: «Утка!».

И никто из них, за исключением Ридкулли и Библиотекаря, не был ранней пташкой.

Завтрак, если он вообще случался, случался в районе одиннадцати часов. Волшебники тянулись в буфет, приподнимали большие серебряные крышки супниц и морщились от резких запахов. Ридкулли предпочитал обильные жирные завтраки, особенно если подавались те полупрозрачные сосиски с некими зелеными включениями, относительно которых можно было только надеяться, что это просто какая-то трава. Поскольку выбор меню был прерогативой Аркканцлера, многие волшебники из брезгливых вообще отказались завтракать и влачили жалкое существование, питаясь лишь в обед, полдник, ужин и поздний ужин, не считая случайных перекусов. Так что этим утром в Главном Зале было немного народа. Кроме того, в нем сильно сквозило. Бригада рабочих занималась чем-то под потолком.