Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

Ридкулли отложил вилку…

— Ну ладно, кто еси творящий сие? — вопросил он. — Сознавайся, человече.

— Творящий что, Аркканцлер? — переспросил Главный Диспутатор

— Кто-то топает ногой.

Волшебники посмотрели вдоль стола. Декан со счастливым видом пялился в пространство.

— Декан? — сказал Главный Диспутатор.

Левая рука декана замерла недалеко ото рта. Правая совершала ритмические движения где-то в районе почек.

— Понятия не имею, что он, по его мнению, творит, — сказал Ридкулли. — Но по моему мнение, это что-то негигиеничное.

— Я думаю, он играет на невидимом банджо, Аркканцлер, — сказал Преподаватель Современного Руносложения.

— Что ж, по крайней мере, оно беззвучное, — заметил Аркканцлер. Он посмотрел на дыру в кровле, через которую в зал обрушивался поток непривычного дневного света. — Кто-нибудь видел Библиотекаря?

Орангутанг был занят. Он укрылся в одном из библиотечных подвалов, который использовал в качестве главной мастерской и книжного госпиталя. Здесь у него стояли разнообразные прессы и гильотины, и стойка, полная жестянок с отвратительными субстанциями, из которых он готовил свой собственный переплетный клей и прочую скучную косметику для Музы литературы. Сейчас он спустился сюда с некоей книгой. Чтобы найти ее, пришлось потратить несколько часов.

Библиотека содержала не только магические книги, из которых иные были до того опасны, что их приковывали к полкам. В ней также имелись замечательно заурядные издания, отпечатанные на обычнейшей бумаге совершенно мирскими чернилами. Было бы большой ошибкой считать, что они менее опасны, только потому, что от чтения их не случается фейерверка в небе. Подчас чтение их было куда более опасным трюком, сопряженным с фейерверками в читательском мозгу.

К примеру, толстый том, раскрытый Библиотекарем, содержал некоторые избранные рисунки Леонардо из Квирма, опытного художника и сертифицированного гения, с сознанием столь пытливым, что оно непременно возвращалось с сувенирами отовсюду, куда бы его ни занесло.

Книги Леонардо содержали массу набросков котят, водных потоков, жен влиятельных анк-морпоркских коммерсантов, чьи портреты обеспечивали его существование, как он его понимал. Но Леонардо не зря был гением, тонко чувствующим чудесные тайны мира — поля переполняли детализованные рассеянные почеркушки того, что занимало его ум в тот или иной момент: огромные, приводимые в действие водой механизмы для обрушения городских стен на головы противника; новые типы тяжелых ружей для обстреливания противника снарядами с пылающей нефтью; пороховые ракеты для осыпания противника горящим фосфором — и прочими произведениями Эры Разума.

И было там кое-что еще. Библиотекарь заметил это, пролистывая однажды том, и был изрядно озадачен. Оно казалось здесь совершенно не к месту [16] Похоже было, что оно вообще ничего не делает с противником . Его волосатые руки перебрасывали страницы. Где-то здесь… Вот! Да. О, ДА.

… Оно заговорило с ним на языке Бита…

Аркканцлер удобно устроился за бильярдным столом. Много лет назад он избавился от стола письменного. Бильярдный был во всех отношениях предпочтительнее. Предметы не сваливаются на пол, имеется шесть удобных карманов, для хранения нужных вещей, а когда ему надоедали дела, он всегда мог сгрести всю писанину на пол и поотрабатывать крученый удар. [17] Он был волшебником, а для волшебника закрученные удары — это не старый добрый от трех бортов в середину. Лучшим его ударом был — от борта — по морской чайке — по затылку Казначея, прогуливавшегося по коридору снаружи в прошлый вторник (небольшая темпоральная закрутка) и, наконец, хитрый отскок от потолка. Он, правда, не попал в лузу, но зато это был действительно закрученный удар . Он никогда не утруждался загружать бумаги обратно на стол. Опыт подсказывал ему, что ничего действительно важного никогда не записывается, из-за чего люди тратят массу времени на ругань.

Он взял перо и принялся писать.

Он сочинял мемуары. Пока что ему удалось составить название: «Вдоль по Анку с Луком, Удочкой и Посохом с Шишкой на Конце».

«Не многие люди осознают», — писал он, — «что в реке Анк имеется значительная и многообразная популяцию пифсинов». [18] И он был прав. Природа приспосабливается практически ко всему. Были рыбы, доэволюционировавшиеся до того, что могли жить в Анке. Они представляли собой что-то вроде помеси мягкопанцирного краба с промышленной вакуумной мойкой и попросту взрывались в чистой воде; а на что их ловили, вообще никого не касается. Но это были рыбы и на них находились ловцы вроде Ридкулли, которые не заботились о том, какова их добыча на вкус .

Он отшвырнул перо и пронесся по коридору в кабинет Декана.

— Что это еще за дерьмо?! — заорал он.

Декан подпрыгнул.

— Это, это, это, это гитара, Аркканцлер, — бормотал он, поспешно отступая назад по мере того, как Ридкулли наступал на него. — Я купил ее.

— Я сам это вижу, я сам это слышу, чего ты от нее пытаешься добиться?!

— Я разучиваю, э, риффы, — сказал Декан. Он помахал скверным оттиском перед носом Ридкулли. Аркканцлер выхватил его.

— Гитарный Самоучитель Блерта Видауна, — прочитал он. — Играй свой Путь к Узпеху в Трех Простых Премерах и Восьмнадцати Трудных Премерах. Ну? Я ничего не скажу против гитары, приятные мелодии, напою коня, обниму жену и так далее, но это не музыка. Это просто шум. Я хочу знать, что вот это все означает?

— Арпеджио, основанное на пентатонике в Ми с использованием мажорной септы как проходного тона? — предположил Декан.

Аркканцлер уставился на открытую страницу.

— Но здесь сказано — Урок Один: Волшебные Шаги.

— Хм-хм-хм, я был немного нетерпелив, — объяснил Декан.

— Ты никогда не был музыкален, Декан, — сказал Ридкулли. — Это одна из положительных твоих черт. Откуда этот внезапный интерес… Что у тебя на ногах?

Декан посмотрел вниз.

— Сдается мне, ты стал повыше ростом, — сказал Ридкулли. — Стоишь на паре досок?

— Просто они на толстой подошве, — объяснил Декан. — Что-то… полагаю, изобретение гномов… не знаю… нашел их у себя в чулане… Садовник Модо думает, что они на манной каше.

— Сказано слишком изысканно для Модо, но я бы с ним согласился.

— Нет… Это такой тип резиновой массы, — возразил Декан уныло.

— Экхм… прошу извинить меня, Аркканцлер.

Казначей маячил в дверях, а здоровенный краснорожий мужик топтался сзади, выглядывая у него из-за плеча.

— Что такое, Казначей?

— Экхм… этот господин имеет сообщить…

— Это насчет вашей обезьяны, — сказал мужик.

Ридкулли просветлел лицом.

— О, да?

— По-видимому, кхм, он удалил колеса с повозки этого господина, — сообщил Казначей, который находился в депрессивной фазе своего ментального цикла.