Алексей Калугин - Галактический глюк

– Я бы мог немного подправить вам лицо, – неожиданно для себя самого предложил Фредриксон. – У нас на корабле имеются инструменты, необходимые для поверхностной пластики.

– Хай, я вроде як к своему уже привык, – криво усмехнулся Жан-Мари. – А исправишь, так свои же хлопцы не признают. Хотя, – Канищефф задумчиво наморщил лоб и почесал шею, – як-нибудь, када время будет, можно попробовать.

– Кончайте болтать! – цыкнул на них Вениамин. – Мы что, на пикнике?

– Не секчи, Ральфович, – спокойно, с чувством собственного достоинства ответил чистильщик. – Мы с Фредди теперь в четыре глаза по сторонам зырим. Тихо все вокруг.

Вспомнив о своих прямых обязанностях, Фредриксон посмотрел вокруг. Жан-Мари был прав – ничего интересного на территории космопорта не происходило. На участке, освещенном прожекторами, техники возводили трехъярусную конструкцию из допотопных посадочных опор. Еще дальше, на самом краю летного поля, не спеша прохаживались трое джанитов с автоматами. ИскИн увеличил изображение. Руки джанитов засунуты в карманы, выражение лиц беспечное – дежурный обход.

– Все спокойно, Вениамин.

Но Обвалову в любом случае хотелось как можно скорее покинуть территорию космопорта.

– Ну так идем, пока все спокойно, – сказал он и, точно норовистый конь, застоявшийся на месте, ударил каблуком в покрытие летного поля.

– Идем, идем, – Жан-Мари подмигнул Фредриксону и, не особо торопясь, затопал вперед.

Если для Фредриксона все было в новинку, то Сидор с Вениамином уже знали, какой дорогой поведет их чистильщик. И ни один из них не испытывал воодушевления при мысли о том, что им предстоит проделать в обратном направлении тот же самый путь, что и вчера.

Не дойдя метров двадцать до пламеотводного канала, Канищефф остановился и присел на корточки.

– Помоги-ка, – обратился он к Фредриксону.

Вместе они подняли квадратную крышку люка, под которую Жан-Мари затолкнул свой пакет с табаком.

– Опосля заберу, – сказал он, отряхивая руки о штаны.

Один за другим они спустились на дно канала, по которому дошли до люка, ведущего в сток для отработанного топлива. Вот только на этот раз жидкость в стоке стояла едва ли не по щиколотку.

– Днем шлам сливали, – объяснил Канищефф.

– Инчэ? – едва ли не с ужасом воскликнул Вениамин.

– Не дергайся, Ральфович, – успокоил его Жан-Мари. – Мы сток уже аммиачком промыли.

– Аммиаком? – интонации голоса Фредриксона были примерно такими же, как и у Вениамина.

– Им просто аммиак девать некуда, – высказал предположение Вениамин.

Фредриксон наклонился и опустил в жидкость анализатор.

– Раствор токсичен, – сообщил он, сняв показания. – Но непосредственной угрозы для жизни не представляет.

– Утешил, – буркнул Вениамин.

– Слухай, шо ты все нудишь, Ральфович? – повысил вдруг голос чистильщик. – Тебя шо, хто-то насильно сюда затащил?

Вениамин ничего не ответил, поскольку, сказать по чести, Жан-Мари был прав. Назвался пирогом – полезай в печь. Преодолевая брезгливость, Вениамин опустился на четвереньки и пополз, опасливо пригибая голову.

Выбравшись на поверхность, они добежали до мусоросборников и там начали стаскивать перемазанные бог знает какой гадостью комбинезоны. Все, за исключением Канищеффа, который, подняв маску с респиратором на лоб, насмешливо наблюдал за суетливыми клиентами.

– Ну шо, Ральфович? – спросил чистильщик, когда Вениамин бросил поверх груды комбинезонов дезинфицирующую салфетку, которой вытирал руки. – Когда назад потопаем?

– Ты хотел сказать, поползем? – уточнил Вениамин.

– Потопаем, поползем… – Жан-Мари сделал вращательное движение кистью руки – какая, мол, разница.

– Пока не знаю, – сказал Вениамин. – Как с делами разберемся.

– Ну, якши.

Канищефф присел на корточки и, расстелив комбинезон, побросал поверх него остальную одежду и маски. Связав рукава комбинезона, чистильщик закинул узел на плечо.

– Где сыскать меня, ты, Ральфович, ведаешь. Дай знать, як надумаешь на флаер возвращаться. Бывайте, сыберы.

Коротко махнув рукой, Жан-Мари зашагал в ночную тьму, которая была для него всего лишь названием, лишенным смысла.

– Хороший человек, – глядя ему вслед, негромко произнес Фредриксон.

Услыхав такое, Сид усмехнулся было, но вовремя сообразил, что Фредриксон вовсе не шутит. И даже Вениамин не стал на этот раз оспаривать мнение ИскИна, хотя скорее всего у него на сей счет имелись свои соображения.

– Кто там?

– Свои, Никита Сергеевич, свои. Открывай.

Приглушенно щелкнул замок. Дверь приоткрылась.

– Привет, Никита Сергеевич, – расплылся в улыбке Сидор.

Вениамин тут же отодвинул парня локтем.

– Здравствуйте, Никита Сергеевич, – шепотом, быстро заговорил он. – Я дико извиняюсь за то, что нам пришлось поднять вас среди ночи. Но судьба распорядилась так, что мы вынуждены снова искать у вас пристанища. На день-другой, не более.

Никита Сергеевич бросил взгляд на стоявшего слева от Вениамина Фредриксона.

– Это ваш друг? – спросил он.

– Да, – кивнул Вениамин.

– Фредриксон, – учтиво отрекомендовался ИскИн.

– Ну что ж, – придерживая дверь рукой, Никита Сергеевич сделал шаг назад. – Проходите.

Проводив гостей в парикмахерский зал, Никита Сергеевич включил свет. Фредриксон окинул быстрым взглядом просторное помещение с плотно завешанными окнами, зеркальной стеной и двумя парикмахерскими креслами. Он не мог уловить и в точности передать словами необычную атмосферу помещения, в котором оказался впервые, но вся обстановка небольшого парикмахерского зала удивительным, непостижимым образом настраивала на спокойное, неторопливое восприятие действительности. Хотелось сесть в кресло, перекинуть руки через подлокотники, вытянуть ноги, закрыть глаза, расслабиться и на какое-то время обо всем забыть. Вдвойне странным было то, что подобные мысли посетили не человека, а ИскИна, который, по замыслу создателей, должен уметь контролировать эмоции.

– У вас очень мило, – улыбнулся Фредриксон, поймав на себе изучающий взгляд Никиты Сергеевича.

– Я рад, что вам здесь нравится, – с улыбкой, скорее учтивой, нежели дружеской, ответил цирюльник.

Несмотря на поздний, а может быть, наоборот, слишком ранний час, Никита Сергеевич выглядел так, словно только что поднялся из-за праздничного стола, за которым в кругу званых гостей отмечал годовщину восшествия на престол государя императора Всея Галактики. Строгий черный костюм, ослепительно белая манишка, изящный галстук-бабочка и начищенные до блеска штиблеты. Густые волосы с глубокой проседью разделены тонкой полоской пробора, и даже усы как будто приглажены щеточкой. Либо Никита Сергеевич еще не ложился – а чем он в таком случае занимался? – либо ждал гостей, что также наводило на вопрос, каких именно.